— Что они… думают по этому поводу?

— Это, конечно, большое горе для них: вторая их воспитанница, сестра Дороти, умерла от сердечного приступа всего неделю назад. Но если ты спрашиваешь, винят ли они хоть в чем-то тебя, то нет. Я им рассказала, как ты ее звал назад и плыл за ней из последних сил. И еще, Эд: смотри не выдай меня, я им кое в чем солгала.

— В чем, миссис Ауслендер?

— Просто Бекки. Понимаешь, я ведь не знала, что они за люди и как отнесутся к тому, что купались вы голышом, вот и пощадила их чувства. Взяла в машине бельишко девушки, намочила в озере да и надела на нее. А им сказала, что ты был в трусах, а она в трусиках и лифчике.

— Вы просто чудо, Бекки, — промолвил я. — Лишь одна женщина из миллиона додумалась бы до этого.

— Ладно тебе. Скажем, одна на тысячу. Допил кофе? Вот и умница. — Она забрала у меня пустую чашку. — Сейчас завтрак тебе принесу.

— Спасибо, не надо.

— Хочешь не хочешь, а поесть нужно.

Я понял, что мне не отвертеться.

— А дяде Эму вы что сказали насчет наших купальных костюмов?

— Я подумала, что его шокировать не так просто, — улыбнулась она. — Когда Стэнтоны уехали, мы с ним все прояснили. Ну, лежи смирно, пока я завтрак готовлю. Он будет сытный, учти, и съешь ты его целиком, даже если его в тебя веслом придется пропихивать. Глядишь, марсианская дурь и выйдет.

— Какая? — Я рывком сел.

— Да вот такая. Ночью ты бредил про марсиан: они, мол, людей убивают, а ты никак не сообразишь, как они это делают. Ложись-ка обратно.

Я лег и понял, что совсем не прочь полежать еще немного с закрытыми глазами, не думая ни о чем.

Вскоре миссис Ауслендер принесла завтрак, и с ней пришел дядя Эм. Он поддерживал разговор, пока я ел, но ни о Стэнтонах, ни о сестрах Доуэр речь не шла. Дядя старался занять меня чем-то другим, пока мне не станет лучше. Я прервал его на середине какой-то карнавальной истории и спросил: нужно ли мне выполнить какие-нибудь формальности перед отъездом в Чикаго?

— Ничего особенного, Эд. Они хотят только, чтобы ты подписал показания как один из свидетелей несчастного случая. Для проформы, поскольку тело уже отдали Стэнтонам.

Историю свою дядя Эм не стал досказывать — просто сидел и смотрел, как я ем. Покончив с завтраком, я попытался уговорить его уехать прямо сейчас, но мне это не удалось. Я пришел в себя около половины восьмого и должен был, согласно приказу доктора, пролежать в постели до половины двенадцатого. Миссис Ауслендер вычистила и выгладила мою одежду, но даже не думала отдавать ее мне. Забрав посуду, она увела с собой дядю и посоветовала мне немного поспать.

Я попробовал и, как ни странно, уснул. Мой внутренний будильник прозвонил за минуту до назначенного мне срока. Одежду мне выдали. Мы с трудом отговорили миссис Ауслендер от приготовления ленча и уехали за пару минут до полудня.

За руль сел дядя Эм. Мне хотелось вести самому, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, но я еще недостаточно оправился, чтобы спорить. Мы сделали остановку в городке, где ночью я покупал виски и термос.

Шериф, чей офис располагался в здании суда, ушел на ленч, и мы в ожидании его тоже поели.

Держался он очень любезно. Я ответил на пару вопросов и подписал свои короткие показания.

— Ну как, Эд, готов поговорить? — спросил дядя Эм на пути в Чикаго.

— Да.

— Я знаю, что случилось после того, как вы зашли в воду. Теперь расскажи с того момента, как ты покинул офис вместе с Дороти.