– Нет, из Москвы.

– Вот оно что.

Почему то ему показалось, что она знает, кто он, и спрашивает лишь для видимости.

Так оно и было.

– У Елены остановились?

– Это моя тетя, – сказал Вася. – Сестра мамы.

Она взглянула на Бориса – он еще раз подивился ее светлым, блестящим глазам, сказала:

– Давайте познакомимся: Леля, фамилия Силаева, отчество необязательно.

Пока доехали до деревни, успела рассказать о себе – работает шофером у директора РТС, живет с отцом, есть у нее дочка по имени Ветка, мужа не имеется, в прошлую субботу исполнилось ей тридцать пять лет, по вечерам ходит иногда в клуб, куда же еще деваться?

Она довезла их до деревни.

– Теперь сами дойдете…

Махнула на прощанье рукой и повернула обратно. Борис долго смотрел, как облачко пыли догоняет машину, никак не может догнать.

– Хорошо работает, – вслух произнес он.

– А что, она шофер какого класса? Первого? – спросил Вася.

– Может быть, второго.

– А я буду только первого, – сказал Вася, – как ты.

– Я тоже второго, – ответил Борис.

Елена Васильевна встретила их горячими пышками с творогом.

Пока завтракали, она разбирала грибы, мыла, резала на кусочки, похваливая:

– Хоть бы один червивый!

Вася поел и убежал на улицу к ребятам. А Борис сел на крыльцо, закурил, вспоминая о Леле.

Она понравилась ему. Была в ней непринужденность, размашистая удаль, которая ему, тихому и небойкому, казалась особенно привлекательной в других людях.

«Наверно, упрямая, как черт!», – подумал он, и ему вдруг захотелось на себе испытать ее упрямство и подчиниться ему.

Дуся, его жена, была тоже упрямой, любила все делать по своему, и он привык уступать ей во всем.

В тот же вечер он первый предложил Елене Васильевне:

– Надо бы в клуб пойти, что ли…

Она спросила с усмешкой:

– Чего это ты? То вроде силком не затянешь, а то самому охота…

Однако накинула платок, и они отправились в клуб.

Был вечер танцев. Еще издали они услышали звуки радиолы. Исполнялся вальс «Дунайские волны».

Вошли в зал, сели на привычное место у стены. Мимо них проносились пары.

Борис смотрел во все глаза, искал Лелю. Ее не было видно, и он заскучал.

– Пойду покурю, – сказал он.

– А как же танцевать? – спросила Елена Васильевна. – Гляди ка скоро, должно, танго заиграют.

– Покурю и вернусь.

– Ну, давай, я тебе кого нибудь выгляжу, кто хорошо танцует, – пообещала она.

Он вышел на улицу, сразу же окунулся в темноту и пустынность ночи.

Дул холодный, уже по настоящему осенний ветер. Небо было хмурым, беззвездным.

Он сложил ладони коробочкой, прикурил. Свет из окон клуба свободно лился на улицу, освещал ряды домов, скамейки возле заборов, темные деревья, казавшиеся ночью особенно большими.

С реки тянуло неуютной свежестью, Борису представилось, как, должно быть, сыро и гулко сейчас на речном берегу, где то на середине реки мигают огоньки бакенов, а кругом недобрая, притаившаяся тишина…

Захотелось в дом, в тепло, к людям. Он бросил окурок, подошел к дверям клуба и увидел Лелю.

Он не сразу узнал ее. Она оказалась ниже ростом, чем он думал, узкоплечей, тонкой в талии. Рыжеватые недлинные волосы словно светились в темноте.

– Привет и добрый вечер, – сказала она весело.

Он до того обрадовался, что даже забыл ответить. Вынул новую сигарету, зажег спичку и молча, пока спичка не догорела до конца, смотрел на Лелино смуглое лицо, на рыжеватые волосы, на белую крепкую шею, светлевшую в вырезе платья.