- Тащи, - разрешил «праведный». - А ты, боярышня, на меня так глазами не зыркай. Лучше истине внемли: ибо близится последний час мира сего. Сокрушается ныне ваш мир руками Бога не ведающих русов... А-а-а, вот и холоп твой!

    Людомила обернулась и вскрикнула от ужаса. Связанного, окровавленного Пчёлку мужик-еретик тащил за собой, подцепив крюком за ребро!

    - Пчёлко! - Людомила бросилась к нему, но второй мужик поймал ее за край рубахи и отшвырнул назад с такой силой, что Людомила, не устояв, упала на землю, к ногам «праведного».

    «Праведный» захихикал.

    - Прости, госпожа, - хрипло произнес Пчёлко. Он не мог прийти ей на помощь. Не мог. Людомила поднялась. Сжала в кулаке край рубашки, порванной мужиком.

    - За что? - спросила она тихо.

    - За то! - «Праведный» поднял палец, устремил на Пчёлку. - Помнишь меня, человече?

    - Пусть черт вас разбирает, богумилов, под личинами вашими! - с ненавистью выплюнул Пчёлко.

    - А я тебя помню, - мягко, почти ласково произнес богумил. - Ты ведь братьев моих убил.

    - Я убил, еретик! Отправил прямоком в ад! К вашему... - Тут мужик, что привел Пчёлку, дернул за крюк, и речь пресеклась стоном.

    - Эх, не ведаете вы истины! - сокрушенно изрек «праведный», окунул ломоть в вино, откусил. - Эх, не ведаете. А истина же в том, что мир сей первенцем божьим Сатаниилом сотворен. Им же и души людские осквернены, ибо не может чистая душа в теле зловонном обитать, а покинет его, не медля, и к сонму ангелов присоединится. Не в том освобождение, чтобы смерть принять. - Голос еретика постепенно набирал силу. Богумил уже не говорил - гремел:

    - Мало в смерти проку, ибо оскверненная душа вновь в плоть же воплотится. В том освобождение, чтобы осознала душа, что плоть грешная - зло есть. Чтобы возненавидела душа плоть, возненавидела скверну ее и, свободы возжелав от мук телесных и от мерзости, коя и есть сей сосуд диавольский, телом именуемый, в лоно господне отошла с радостью и восторгом.

    И добавил внезапно, обычным голосом:

    - А ты, глупый человек, что совершил? Ты братьев наших с пути праведного опять в пучину воплощений низверг. - «Праведный» погрозил пальцем истерзанному Пчёлке. - Но мы, истину ведающие, зла за зло не творим. - Богумил взял новый кус хлеба, окунул в масло. - Мы вам, заблудшим, поможем и освобождению вашему поспешествуем особо. И потрудимся, чтоб ты, боярышня, сей сосуд скверны, - куском хлеба, с которого капало масло, богумил указал на живот Людомилы, - возненавидела пылко, чтобы порвались узы диявольские и воспарила душа твоя к чистоте и свету. Денно и нощно будем трудиться над сим сосудом я и братья мои, чтобы открылась тебе, боярышня, истина наша: мир сей - есть страдание тяжкое и мерзость, дияволом порожденная. Верно ль я говорю, брат Педрис?

    - Верно, праведный! - Мужик за спиной Людомилы громко сглотнул.

    - Так веди же боярышню на конюшню, брат мой! - воскликнул еретик. - Да привяжи ее там, как ты умеешь. Но не трогай. Ни сам, ни братья прежде меня ее чтоб не касались! - добавил он строго. - Великая скверна в теле сем, и один лишь я могу ее на себя принять, не искусившись.

    - Только посмей, еретик... - бледнея, проговорила Людомила.

    - Я убью тебя, пес! - прохрипел Пчёлко, но от слабости - совсем тихо и не страшно.

    - Грозись, грозись, - «праведный» захихикал. - Братья мои уж кол для тебя вострят. С кола-то зычней грозить будешь.

    Людомилу поволокли к конюшне.