На дорогу я выскочил метрах в двухстах от плененного попа. Конники продолжали ругаться в лесу. Их крики то приближались, то удалялись, так что было непонятно, где они находятся. Добежав до священника, я более или менее восстановил дыхание и даже оценил смешные стороны положения напарника. Алексий, связанный по рукам и ногам, пытался уползти с дороги, и весь, с ног до головы, вывалялся в грязи.

    Я перерезал ятаганом его путы и помог встать на ноги. Поп свирепо вращал глазами и, забыв о христианском смирении, крыл «супостатов» последними словами. Кроме привычных русскому уху оборотов, в его проклятия вкрадывались тюркские ругательства и старославянские выражения.

    -  Как ты, отче? - участливо спросил я иерея.

    -  Убью иродов! - закричал он, выплевывая набившуюся в рот землю.

    «Ироды» все еще продолжали гоняться за мной по лесу, и убивать пока было некого.

    -  Может быть, сделаем ноги? - спросил я, машинально употребив малопонятное выражение.

    -  Ну, уж нет! - рявкнул батюшка, - Ты, если хочешь, делай, а я останусь потолковать с иудами. Мне не за себя, мне за Господа обидно! - плачущим голосом докончил фразу Алексий.

    -  А мне показалось, что ты давеча оробел? - не удержался я от подначки.

    -  Мне грехи биться не велят, - серьезно пояснил священник. - Я зарок давал еще в мамелюках не лить христианской крови, да видать…

    -  Все-таки нам лучше уходить отсюда. Я одного ранил, но все равно их четверо осталось. Ты же без оружия…

    -  Дай-ка мне твой меч, - попросил священник, - сейчас и у меня будет оружие.

    Он отобрал у меня ятаган и, продолжая отирать от грязи лицо, огляделся. Потом легко перескочил через придорожную канаву. Длинный ятаган в его руке казался игрушечным. Поп махнул им у комля молодой березки, и деревцо, практически не дрогнув ветвями, соскочило со среза и стало на полметра короче. Такого фокуса я еще не видел. Ствол у березки был сантиметров десяти-двенадцати толщиной, и перерубить его так легко и с одного удара я бы не смог.

    Не дав березке повалиться, батюшка враз смахнул верхнюю часть ствола с ветвями и подхватил уже почти готовую дубину своего великого гнева, Так же легко вернувшись на дорогу, он, орудуя ятаганом как мексиканским мачете, несколькими взмахами довел оружие до нужной кондиции.

    -  Вот теперь и посчитаемся, - зловеще пообещал он. - Господь за такое…

    Я, было, собрался уточнить, не путает ли себя священник с Господом, но не успел. На опушке леса появились наши противники. Было их четверо со свободной от седока лошадью. Похоже было на то, что раненого товарища они бросили в лесу, не забыв прихватить его транспортное средство. Конный квартет, увидев, что мы спокойно стоим посередине дороги, разразился очень громкими проклятиями и без подготовки бросился в атаку.

    -  Оставь их мне, тезка! - сквозь зубы попросил поп. - Я сам с ними посчитаюсь!

    Я в принципе был не против, насилие мне всегда претило, но пускать дело на самотек не следовало. Две сабли, пика и рогатины против одной примитивной дубины было чересчур. Однако спорить было некогда. Священник вышел вперед и встал со своей березой посредине дороги, широко расставив ноги. Я, чтобы его не сердить, поместился немного позади и сбоку.

    Ратники, вначале очень решительно бросившиеся на нас, уяснив, что убегать мы не собираемся, стали придерживать коней. Впереди оказался один предводитель. Он ловко вытащил пику из-за спины и скакал, как рыцарь на турнире, нацеливая ее на служителя Божья.