Отец Алексий, не дрогнув, по-прежнему стоял посредине дороги, упираясь рукой на свою отставленную в сторону дубину. Расстояние между противниками стремительно сокращалось. Соратники отставали от своего командира метров на двадцать. Все происходило значительно быстрее, чем мне бы хотелось. Предводитель целился острием точно в грудь Алексия, а тот, не шевелясь, ждал смертельного удара. Роковое столкновение, наконец, состоялось. Что сделал священник, я точно рассмотреть не успел. Было не до того, и все произошло слишком быстро. Поп, видимо, каким-то чудом уклонился от острия пики, а всадник проскакал по инерции мимо него. Остальные ратники в считанные мгновения успели добраться до нас.

    Я, как и в прошлый раз, едва успел в развороте отсечь направленную на меня рогатину. Обезоруженный противник проскакал мимо. Я резко повернулся и стал свидетелем интересного зрелища. В седле остался только один из нападавших, тот, которому я перерубил рогатину. Остальные трое находились в разной степени падения. Причем вид у них за пару секунд полностью изменился. Ратники безжизненными кулями валились из седел, а мой служитель культа все в той же позе Давида стоял на старом месте, картинно опираясь на свою дубину.

    -  Ты что с ними сделал? - ошарашено спросили, продолжая вполглаза следить, что собирается предпринимать обезоруженный ратник.

    -  Поучил, как следует уважать священный сан, - хмуро сказал Алексий. - Будут в другой раз знать, как почитать Господа и церковь.

    -  Ну, насчет другого раза не уверен, думаю, что он у них вряд ли будет, - с сомнением пробормотал я. - Ты их что, колдовством или молитвой убил?

    -  Не кощунствуй, - не глядя на меня, ответил поп и вдруг, молниеносно развернувшись вокруг своей оси, запустил березовым стволом в сторону наблюдавшего за нами последнего оставшегося в седле ратника.

    Бросок был так силен, точен и неожидан, что тот не успел не только уклониться, но, как мне показалось, понять, в чем, собственно, дело. Дубина, вращаясь в воздухе, настигла мужика, и он, как сбитая кегля, опрокинулся на круп лошади, однако ратник оказался малым крепким и каким-то чудом удержался в седле. Испуганное резким движением животное шарахнулось и ускакало.

    -  Уез!!! - должен был бы воскликнуть меткий «дубинобол», но английский язык пока до святой Руси не добрался, и поп ограничился довольным кряканьем.

    -  Где это ты, отче, так драться научился? - с невольным уважением спросил я.

    -  У нехристей проклятых, - истово крестясь, ответил поп, - у янычар и мамелюков.

    -  Так ты что, и турком был, и египтянином?

    -  Прости, Господи, грехи наши тяжкие, - тяжело вздохнув, ответил Алексий. - Уходить надо отсюда, а то не ровен час, кто здесь застанет, опять придется лить христианскую кровь.

    Такая постановка вопроса меня удивила. Однако спорить было не о чем.

    -  Давай возьмем себе одного коня, - предложил я.

    -  Нельзя, - возразил отец Алексий. - И твоего Гнедка лучше бы оставить. Мы, видать, в осиное гнездо попали, как бы его не растревожить.

    Мне стало жалко бросать симпатичную лошадку, но Алексий был, по-видимому, прав, лошади более приметны и узнаваемы, чем люди. Однако я все-таки попытался его уговорить:

    -  Пешком нам быстро отсюда не уйти, нас опознают и поймают.

    -  А мы твой облик изменим и спервоначала пойдем не вперед, а назад.