|
- Не, я хлеб только ворую. Мальчик сонно глядел на воду, играющую солнечными зайчиками на лакированных лодках, на серебристозеленую иву, опрокинувшую в реке свою красу, на двухвесельные, четырехвесельные гички с мускулистыми и загорелыми гребцами. Худенькое личико его было равнодушное и усталое. Когда Тарашкин отвернулся, он залез под деревянный помост, соединяющий широкие ворота клуба с бонами, и, должно быть, сейчас же уснул, свернувшись. Вечером Тарашкин вытащил его из-под мостков, велел вымыть в речке лицо и руки и повел ужинать. Мальчика посадили за стол с гребцами. Тарашкин сказал товарищам: - Этого ребенка можно даже при клубе оставить, не объест, к воде приучим, нам расторопный мальчонка нужен. Товарищи согласились: пускай живет. Мальчик спокойно все это слушал, степенно ел. Поужинав, молча полез с лавки. Его ничто не удивляло, - видел и не такие виды. Тарашкин повел его на боны, велел сесть и начал разговор. - Как тебя зовут? - Иваном. - Ты откуда? - Из Сибири. С Амура, с верху. - Давно оттуда? - Вчера приехал. - Как же ты приехал? - Где пешком плелся, где под вагоном в ящиках. - Зачем тебя в Ленинград занесло? - Ну, это мое дело, - ответил мальчик и отвернулся, - значит, надо, если приехал. - Расскажи, я тебе ничего не сделаю. Мальчик не ответил и опять понемногу стал уходить головой в кофту. В этот вечер Тарашкин ничего от него не добился. Двойка - двухвесельная распашная гичка из красного дерева, изящная, как скрипка, - узкой полоской едва двигалась по зеркальной реке. Обе пары весел плашмя скользили по воде. Шельга и Тарашкин в белых трусиках, по пояс голые, с шершавыми от солнца спинами и плечами, сидели неподвижно, подняв колени. Рулевой, серьезный парень в морском картузе и в шарфе, обмотанном вокруг шеи, глядел на секундомер. - Гроза будет, - сказал Шельга. На реке было жарко, ни один лист не шевелился на пышно-лесистом берегу. Деревья казались преувеличенно вытянутыми. Небо до того насыщено солнцем, что голубовато-хрустальный свет его словно валился грудами кристаллов. Ломило глаза, сжимало виски. - Весла на воду! - скомандовал рулевой. Гребцы разом пригнулись к раздвинутым коленям и, закинув, погрузив весла, откинулись, почти легли, вытянув ноги, откатываясь на сидениях. - Ать-два!.. Весла выгнулись, гичка, как лезвие, скользнула по реке. - Ать-два, ать-два, ать-два! - командовал рулевой. Мерно и быстро, в такт ударам сердца - вдыханию и выдыханию - сжимались, нависая над коленями, тела гребцов, распрямлялись, как пружины. Мерно, в ритм потоку крови, в горячем напряжении работали мускулы. Гичка летела мимо прогулочных лодок, где люди в подтяжках беспомощно барахтали веслами. Гребя, Шельга и Тарашкин прямо глядели перед собой, - на переносицу рулевого, держа глазами линию равновесия С прогулочных лодок успевали только крикнуть вслед: - Ишь, черти!.. Вот дунули!.. Вышли на взморье. |
