Ростик, сидя за главным столом Храма в окружении этих людей, с удивлением обнаружил, что состояние это ему скорее нравится. Иногда в разных частях тела возникало что-то похожее на щекотку, иногда не очень ясные мысли всплывали в его сознании, но не было страха, который проявил Антон во время той ночи, когда лишился разума. И довольно скоро исчезли опасения, что может что-то получиться не так.

    Скорее всего это походило на горячую ванну, только не для тела, вернее, не только для тела, а прежде всего для разума. И эта ванна вымывала плохое, что в нем было, очищала не только мысли Ростика, но саму способность мыслить. То, что мышление можно перестроить словно обыкновенную машину, было для Ростика внове. Через неделю он обнаружил, что сеансов сидения в зале ему не хватает, и тогда он попробовал устроить похожий сеанс для себя самостоятельно. Пару раз у него не получилось, но на третий день вечером, едва начались обычные «посиделки», Сатклихо грозно произнес:

    -  Кто работал с Ростиславом в неполном составе? - при этом он осмотрел своих старцев.

    Один из них, путая слова на русском и не очень внятном чужом языке, пробормотал:

    -  Неужели... Сатклихо со-задам па лиару... самобытно... вел-рикрум па лэт'аби.

    Сатклихо при этом, казалось, лишился дыхания. Потом механически перевел:

    -  Неужели Сатклихо не видит, что юноша сам...

    -  Пытается продвинуться дальше? - закончил за него Ростик. И сам чуть не потерял дар речи. Оказалось, что слова чужого языка могли быть для него ясны. Звучали, хоть и не совсем по-русски, но очень, очень близко к нему.

    -  Видишь, Сатклихо, он очень способный, - удовлетворенно проговорила одна весьма пожилая женщина, которую старцы обычно замечали лишь в самых крайних случаях и которая на «заседания» являлась не аккуратно.

    -  Он такой способный, что, пожалуй, ты права, Бетрахо, нужно думать о том, чтобы он не пережег свои способности раньше времени.

    Так Рост обнаружил, что в его сознание вкладывается что-то помимо его воли и почти незаметно для него. Но еще более удивительное открытие он сделал, когда, как-то выйдя в осеннюю степь, вдруг обнаружил в себе способность произносить такие звуки, о существовании которых еще пару недель назад не подозревал. Вернувшись в Храм, он раздобыл зеркало и попытался заглянуть себе в глотку - недаром был сыном врача. И вот что обнаружил - глотка очень красная, верхнее нёбо сделалось слишком высоким, а от произношения самых обычных слов возникали боли, словно при ларингите.

    Отозвав на вечерних занятиях Сатклихо в сторону, он спросил его:

    -  Послушай, вы не пытаетесь изменить природу моего тела?

    -  Конечно пытаемся, - удивившись, впрочем, довольно искусственно, признался старец. - Было бы смешно, если бы мы работали с... живым раствором, каким является человек, и не попытались сделать его более... изменчивым.

    -  Изменчивым? В каком смысле?

    -  Ты не сможешь выучить Единый язык, если мы не поможем тебе... в минимальной степени. Уверяю тебя.

    -  Единый язык... - слова звучали хорошо, как обещание безопасности. Кажется, именно они и убедили Ростика, что все, что с ним происходит, правильно. - Ладно, раз уж вы на это решились, лучше будет продолжать.