Чуть погодя на их столике появилось роскошное блюдо устриц, морских ежей, мидий и средиземноморских ракушек. Затем они ели прославленную утку с кровью, великолепно выдержанный бри и огромный кусок шоколадного торта. Под смеющимися взглядами соседей Леа, проглотив последний кусок, откинулась на спинку стула.

— Ммм… впервые за многие месяцы совершенно сыта.

— Надеюсь. Вы ели за четверых.

— Это упрек?

— Нет. Одно удовольствие смотреть, как вы едите. Впечатление такое, что вы наслаждаетесь. Чудесно!

— Вы находите? — насупившись, спросила она. — Мне стыдно. Угостите меня сигаретой и расскажите, что за люди вокруг. Само собой, за исключением немцев.

— Те же, что и перед войной. Видеть и быть увиденным — таково правило парижского света. Здесь, дорогая, так называемый весь цвет Парижа. Его же встретишь у «Максима», в «Фуке», у «Каррера», в «Ле-дуайене», всюду, где ему следует находиться.

— Я вам не верю.

— Посмотрите на тех двух женщин, между элегантным немецким офицером и красавчиком с голубоватой шевелюрой.

— Смахивает на Сашу Гитри.

— Он и есть. Его соседка справа — выдающаяся пианистка Люсьена Дельфорж. Ей принадлежит милая острота: «Если бы меня попросили определить, что такое коллаборационист, я бы сказала: «это Моцарт в Париже»».

— Не вижу связи.

— Дорогая, вам недостает чувства юмора. А вторая дама — это лучший знаток Вагнера Жермена Любен. Что касается немецкого офицера, то это лейтенант Радемахер, важная фигура в цензуре. Без его согласия ни одна пьеса, ни один спектакль, не могут быть показаны в Париже. Дальше, за столиком у окна, вы видите журналиста Абеля Боннара, издателя Бернара Грассе, писателя Марселя Жуандо с женой Элизой. В глубине — актриса Арлетти, после вас самая красивая здесь женщина…

К ним подошел еще молодой с острым профилем мужчина, в небрежно наброшенной на смокинг накидке с красной шелковой подкладкой в сопровождении очень красивого юноши, тоже в смокинге.

— Рафаэль, ты здесь? Рад видеть, что твои дела поправились.

— Они идут лучше, много лучше. Удачное время. Леа, позвольте вам представить очень дорогого вам человека — месьс Жана Кокто.

— Жан Кокто… Добрый вечер, месье. Мне очень понравился ваш «Самозванец Тома».

— Спасибо, мадемуазель. Я и не подозревал, что у моего друга Рафаэля есть такие очаровательные знакомые.

— Жан, это мадемуазель Дельмас. Она живет в Бордо.

— Бордо! Какой красивый город! Нигде больше скука не обладает такой аристократической изысканностью. Даже у мелкой шпаны в парке Кенконс есть класс. Могу ли я вас куда-нибудь подвезти? Один друг любезно предоставил мне машину с шофером.

— Нам будет тесно.

— Ох, извините меня. Где была моя голова? Эта девушка смущает меня. Мадемуазель… Простите, не запомнил вашей фамилии.

— Дельмас.

— Мадемуазель Дельмас, представляю вам самого выдающегося танцовщика Парижа, — что я говорю! — всей Европы, моего друга Сержа Лифаря.

Молодой человек в темно-синем смокинге сухо поклонился.

— Куда вы направляетесь? — спросил поэт.

— К моему другу Отто.

— Забавно. И мы туда же. Пойдемте, мы остались последними.

Водитель-немец распахнул дверцу роскошного автомобиля. Леа отступила.

— Ну, пойдемте же, дорогая. Вы ничем не рискуете. Вы в надежных руках, а место, куда мы направляемся, одно из самых посещаемых в Париже.