— Пошли, Кзума, я иду на свидание с дружком, у которого для меня есть новости.
Кзума вышел следом за Лией. Опора все маячила у калитки.
— Все спокойно, — сказала она.
— Иду узнавать планы полиции, — доложила ей Лия.
И они пошли. Лия поглядела на него, но он углубился в свои невеселые мысли.
— Я тоже по ней скучаю, — сказала Лия.
Кзума взглянул на нее. Ну конечно же, она тоже любит Элизу. Элиза росла у нее на глазах, значит, Элиза ей как дочка. Конечно, она тоже любит Элизу.
— Да, ты тоже ее любишь, — сказал он.
— Мы все ее любим.
— А она?
— Она любит тебя, Кзума. Я знаю. Я в этих делах разбираюсь.
— Но она меня бросила.
— И меня бросила. И Опору… А нас она тоже любила.
На углу улицы они подождали.
Прошло пять минут, десять. Потом показался черный полицейский на мотоцикле. Подъехал и остановился.
— Привет, — сказала Лия. — Какие новости?
— Я не спокоен, — сказал он. — Странно как-то на меня смотрят.
— Это твоя забота, — грубо отрезала Лия. — Я тебе плачу, чтобы узнавать их планы, а как на тебя смотрят, меня не касается. Что они решили?
— Трудная ты женщина.
— Это жизнь трудная. Что они решили?
— Нынче не придут, и завтра утром тоже, а завтра после обеда — да, и завтра вечером ни на час не уберут наблюдение.
— Так, — сказала Лия и отсчитала ему пять бумажек по фунту.
Он сунул деньги в карман и укатил.
— Завтра совсем не будем торговать, — задумчиво произнесла Лия. — Так будет лучше. А бидоны уберем сегодня. Ты как думаешь, Кзума?
— Я в этом не понимаю, — сказал он.
Домой дошли молча. У ворот их ждала Мейзи.
— Пошли погуляем, Кзума, — сказала она.
— Пойди с ней, — сказала Лия и подтолкнула его.
— Ладно.
— Но не очень надолго, — сказала Лия. — Сегодня надо убрать бидоны, ваша помощь потребуется. Ну, бегите.
Мейзи зацепила его под руку и повела в сторону Вредедорпа. Шли молча. Мейзи все сворачивала налево, и наконец они почувствовали под ногами траву.
— Это где же мы? — спросил Кзума.
— Это спортплощадка для цветных ребят, Фордсбург. На полпути между Малайской слободой и Вредедорпом. Давай посидим на траве.
Она села и его потянула вниз.
Они лежали на сочной траве — Кзума на спине, руки под голову, Мейзи боком к нему, опершись на локоть.
Кзума смотрел вверх, на молодую луну. Боль казалась такой обыкновенной. Неотъемлемой частью жизни. Он подумал о доме, о тех, кто там остался, и уже знал, что никогда не вернется домой. Ему и не хотелось домой. Это уже не был его дом. Но будь он сейчас там и лежи он на траве, вокруг были бы бесчисленные огоньки, загорались бы и гасли фонарики малюток светляков. И была бы тишина, без вечного гула, который слышится в городе. Но с домом покончено. Уход Элизы сделал это невозможным. Он ведь мечтал побывать дома с нею.
— Тихо здесь, — сказала Мейзи. — Мне нравится, Кзума подумал о светляках и не ответил.
Мейзи взглянула на него, потом куда-то вдаль.
Глаза ее выбрали далекий, бледный, подрагивающий огонек на горизонте. Свет до того слабый, что кажется— вот-вот погаснет. И она не сводила с него глаз.
— Кзума.
— А?
— Она была хорошая. |