– Ее. – И это было все, что мне удалось сказать, пока я оглядывался на площадку музейных ступенек. Потом я заметил, что такси не тронулось с места, счетчик щелкает в режиме ожидания. – Почему мы не…

Я посмотрел на Джен и поймал себя на том, что потерял дар речи от ее преображения.

Она улыбнулась.

– Нравится платье?

Теперь я увидел, что она в алом, длинном, по щиколотку, платье с кружевами и воланами, старомодном и необычном. Но в тот момент я этого еще не осознал.

– Твои волосы…

Она почесала голову.

– Ага. Знаешь, я собиралась сделать это нынешним летом.

Волос у нее почти не осталось, они были срезаны под ежик.

– По‑другому выгляжу, да?

Меня хватило еле заметно кивнуть.

– Эй, Хантер, – она снова почесала затылок, – ты что, никогда не видел стрижки под машинку?

– Ну конечно. – Я улыбнулся, покачав головой. – Классная получилась маскировка!

Она рассмеялась.

– Я подошла к нашему лысому другу и спросила, где туалет. Он и глазом не моргнул.

Вспомнив его и поняв, что такси так и не сдвинулось с места, я посмотрел на вход в музей. Женщина все еще стояла там, точнее не стояла, а беспрерывно с легкостью скользила взад‑вперед по влажному камню.

– Ты видела ее? – спросил я. – В солнцезащитных очках…

– Ага. Я сделала снимки. Всех четверых.

– О!

Эта блестящая идея не пришла мне в голову, хотя я случайно сделал крупный план «футуристки». – А нам не пора отъехать?

– Я хотела бы кое‑что увидеть, прежде чем мы свалим.

Джен достала подарочную камеру.

– А! – воскликнул я, прищурившись. – Я все о них знаю.

– Это тебе так кажется. Смотри сюда. – Она прикрыла вспышку рукой и сделала снимок. Красное свечение сквозь ее пальцы усилило мою головную боль.

Потом Джен подняла руку перед моим лицом. Ее браслет‑индикатор яростно мерцал. Маленькие диоды взбесились на несколько секунд, потом медленно потухли.

– Не врубаюсь, – признался я.

– Они подключены к общей сети. Беспроводной.

– Что?

– Теперь можно ехать, – обратилась Джен к водителю и откинулась назад, когда такси тронулось с места.

Я посмотрел в заднее окно, но женщины на мраморных ступеньках уже не было. Лишь несколько курильщиков дымили под моросящим дождем.

– В этих камерах есть беспроводные карты, и каждый сделанный снимок куда‑то передается. Иными словами, те, кто организовал эту вечеринку, получили все сделанные на ней снимки.

Я потер висок.

– Насколько я могу судить, там никто ничем не управлял. Это был полный хаос.

– Тщательно организованный хаос. Бесплатный ром, вспышки камер.

– Ага, и эта кривая реклама.

– В смысле?

Я рассказал ей о ролике, показанном в планетарии, об оставшемся после него странном ощущении неправильности, о диких вспышках на экране в конце.

– Интересно, – сказала она, продолжая изучать камеру. – Нам нужно выяснить, как работает эта штука. Может быть, «Гугл» ищет возможность установить контроль над сознанием посетителей вечеринок?

– Это могло бы стать началом. А может быть, испытывается возможность визуальной индукции, этой, как ее… – Я потер виски, вдруг поняв, что никак не могу вспомнить слово, означающее неспособность вспоминать слова.

– У меня болит голова.

– Ага, у меня тоже.

Она снова пробежала руками по своей стриженой голове, и я, не удержавшись, тоже коснулся ее ежика, ощущавшегося под моими пальцами, как мягкий ворс.