– Пропала?

Тина полила сырое яйцо в своей миске соевым соусом и стала размешивать все это в коричневую кашицу, добавляя хлопья красного перца. Мой желудок заурчал, решительно не обращая внимания на то, как реагирует на это зрелище остальной организм.

– Мы должны были встретиться с ней в Чайна‑тауне, – сказала Джен. – Единственное, что мы нашли, – это ее телефон.

– Ой, бедняжка‑потеряшка, – сказала Тина, имея в виду телефон.

У нее был такой вид, будто она увидела брошенного щенка у обочины.

– Нам не удалось найти ее, но за это время произошло множество странных вещей, – добавил я. – И в одном ты могла бы нам помочь. На этой вечеринке показывали какую‑то кривую рекламу, от которой у всех разболелась голова.

– Прошу прощения?

– В общем, они расхваливали шампунь… который на самом деле пурпурная краска. – Я помахал ретропанк‑рукой. – Я имею в виду…

– Он имеет в виду это, – сказала Джен, направив на Тину свою «Пунь‑шам»‑камеру.

– Я едва успел закрыть глаза. Знакомая вспышка проникла сквозь мои веки, как дрель.

Когда я открыл глаза, выражение лица у Тины было вконец ошампуненное.

– Уав! – вдохнула она вместо «вау». – Странное ощущение.

– Ага, вот и у всех, кто был на вечеринке, оно тоже возникло, – сказал я. – В связи с чем мне и вспомнилось одно японское шоу, которое будто бы вызывало у детей припадки. Это, конечно, легенда, но вдруг в ней что‑то есть.

– Это не легенда, – тихо сказала Тина, еще шокированная вспышкой. – Это эпизод тридцать восемь.

– Вы сами попросили показать это, – сказала Тина. – Так что не вините меня, если умрете.

Мы с Джен переглянулись. Вся наша компания переместилась в гостиную Тины, где находился видеомагнитофон, там я обнаружил, что рис, сырое яйцо и соевый соус, если их перемешать, не так уж плохи на вкус. С голодухи, во всяком случае, вполне съедобно. По словам Тины, именно это едят на завтрак японские дети, а сейчас в Токио было примерно время завтрака. Может быть, у меня возник некий трансокеанский психический контакт.

– Если мы умрем? – переспросила Джен.

– Никто, конечно, не умер. Но примерно шестьсот детей были отправлены в больницу.

– Из‑за того, что телик смотрели? – опять переспросила Джен, – Серьезно?

– Ага. Шестнадцатого декабря тысяча девятьсот девяносто седьмого года – дата, которая навсегда останется днем позора. Вам бы стоило посмотреть эту «японимацию».

– А ты действительно все это смотрела? – спросил я. – Добровольно?

– Конечно. Мне пришлось ради дела, понимаешь? И потом, мне вряд ли что‑то грозило, да и вам тоже. Отрицательная реакция, в том или ином виде, была отмечена только у одного зрителя из двадцати, причем почти все, на кого эпизод оказал воздействие, были детьми. То есть моложе, чем вы, ребята. Кажется, их средний возраст был около десяти.

От этого мне стало чуть легче.

– Но ведь это была детская программа, – влезла с уточнением Джен. – Может быть, оно оказывает воздействие на всех, просто взрослых среди зрителей почти не было.

От этого мне стало чуть хуже. И захотелось вернуть челку, которой можно прикрыть глаза.

– Ученые, которые исследовали этот феномен, так не думают, – сказала Тина. – После того как первая группа детей была отправлена в больницу, фрагмент‑убийца был показан в вечерних новостях по всей стране.