– Я вот что хочу сказать, может быть, поэтому‑то ты и инноватор. Потому что ты видишь окружающий мир по‑другому, не так, как все остальные. Ты как ребенок. Ты все время переиначиваешь свой мозг, а значит, он в определенном смысле всегда в процессе формирования. А потому больше подвержен эффекту пака‑пака.

Она остановилась перед своим домом и повернулась ко мне с широкой улыбкой.

– Это самое крутое, что мне когда‑нибудь говорили.

– Ну, это просто…

Она поцеловала меня.

Ее руки, к которым неожиданно вернулась сила, крепко сжали мои плечи, губы прижались к моим. Ее язык просунулся между моими зубами. Проплывавшие мимо огни фар на миг осветили нас, и она отстранилась, словно застеснявшись. Но улыбка все еще играла на ее губах.

– Напомни мне, чтобы я сказал это снова, – сказал я.

– Обязательно.

Ее руки сомкнулись за моей спиной, притянув ближе. Спустя некоторое время мы вошли в дом.

Когда Джен открыла дверь в свою квартиру, мы увидели, что ее сестра сидит за кухонным столом и просеивает муку через сито. Ее волосы были собраны сзади, на ней была йельская фуфайка с закатанными рукавами и спортивные шорты, руки по локоть белые от муки.

Когда она посмотрела на нас, я заметил, что наши вечерние наряды вызвали у нее подавленную вспышку раздражения, может быть, досаду старшей сестры, которая вкалывает полный рабочий день и еще вечер по дому, живя с младшей сестрой‑тунеядкой.

– Привет, Эмили.

– Разве я давала тебе разрешение брать мое платье?

Джен вздохнула, ее рука упала с моего плеча.

– Нет, поэтому я и оставила записку.

– С тобой все в порядке, Джен? Что‑то плохо выглядишь.

– Тяжелый вечер. Но спасибо на добром слове.

Эмили поджала губы, посмотрела на мой оторванный рукав, на коротко подстриженную голову Джен.

– Снова, гляжу, обкорналась под машинку? И вообще, ребята, вы где были?

– На вечеринке с презентацией.

– Поддали?

– Нет, просто устали. Хантер, это Эмили, моя «мамочка».

– Ага, играю роль бешеной мамаши. Рада познакомиться, Хантер.

– Привет.

Джен подтолкнула меня к своей комнате.

– Пока, Эмили.

Эмили прищурилась.

– Скажешь привет, когда будешь выходить, Хантер.

– Извини за сестру, – сказала Джен. – Она терпеть не может, когда я беру ее платья, а я это делаю частенько.

Я бросил взгляд на дверь, ожидая, что она распахнется в любой момент. Я чувствовал, как часы Эмили отсчитывают время, которое я нахожусь в комнате Джен, и гадал, какие здесь правила. Сердце гулко билось – я все еще не очухался от поцелуя.

Джен проследила мой взгляд.

– Не переживай. Я все объясню Эмили завтра.

– Что объяснишь? Что тебе понадобилось ее шикарное платье для разгадки похищения?

– Хм. Может быть, я просто куплю ей кастрюлю для макарон или еще что‑нибудь.

– Кастрюля у нее уже есть, – сказал я.

Голова у меня кружилась, усталость давала о себе знать.

Джен вздохнула.

– В общем‑то, Эмили раздражает то, что я вообще здесь нахожусь. Я хочу сказать, она не против того, чтобы жить со мной, но ее бесит, что я вернулась в город, когда мне исполнилось шестнадцать. Самой‑то ей удалось обосноваться здесь только после восемнадцати, в связи с чем она считает меня незаслуженно избалованной.

Я поднял бровь.

Она вздохнула.

– Это ведь очевидно, правда?

Я пожал плечами. Всякий инноватор, кто рискует, как Джен, в определенном смысле избалован. На протяжении последних семнадцати лет родные тратили уйму сил на то, чтобы снова и снова сажать ее на лошадь, после того как она упадет.