Кровообращение нарушено, и все жизненные функции как бы приостановлены. Кожный
покров похолодел.
- В самом деле, - сказал король, взяв руку молодой девушки. - Взгляд остановился, губы побледнели. Дайте ей выпить гофманских капель, черт
побери! Я опасался, что это притворство, но вижу, что ошибся. Девушка тяжело больна. Она не зла и не капризна, вы согласны со мной, господин
Порпорино? Может быть, кто-нибудь огорчил ее нынче? У нее ведь не может быть врагов, правда?
- Государь, это не актриса, - ответил Порпорино. - Это ангел.
- Ни больше, ни меньше! Уж не влюблены ли вы в нее?
- Нет, государь, я питаю к ней безграничное уважение и люблю как сестру.
- Благодаря вам обоим и богу, который перестал проклинать актеров, мой театр скоро превратится в школу добродетели. Ага, вот она приходит в
себя. Порпорина, вы не узнаете меня?
- Нет, сударь, - ответила Порпорина, растерянно глядя на короля, который легонько ударял ее по рукам.
- Кажется, она бредит, - сказал король. - Вы никогда не замечали у нее приступов эпилепсии?
- О нет, ваше величество, никогда! Это было бы ужасно, - ответил Порпорино, задетый бесцеремонностью, с какою король говорил о
замечательной актрисе.
- Нет, нет, не пускайте ей кровь, - сказал король, отталкивая врача, который собирался вооружиться ланцетом. - Я не могу спокойно видеть,
как льется невинная кровь, когда это происходит не на поле битвы. Вы, лекари, не воины - вы просто убийцы! Оставьте ее в покое. Дайте ей
воздуху. Порпорино, не позволяйте пускать ей кровь - это может ее убить. Ведь эти господа ни перед чем не останавливаются.
Поручаю ее вам, Пельниц! Отвезите ее домой в своей карете. Вы отвечаете мне за нее. Это самая великолепная певица из тех, что были у нас до
сих пор, и нам не скоро удастся найти такую же. Кстати, а что вы споете мне завтра, Кончолини?
Спускаясь с лестницы театра вместе с тенором, он говорил уже о другом, затем отправился ужинать во дворец, где в столовой уже сидели
Вольтер, Ламетри, д'Аржанс, Альгаротти и генерал Квинт Ицилий.
Фридрих был жесток и глубоко эгоистичен. При всем том он бывал порой великодушен и добр, а иной раз даже нежен и отзывчив. И это отнюдь не
парадокс. Все знают страшный и в то же время пленительный характер этого многогранного человека, эту сложную натуру, которая была полна
противоречий, как у всех сильных людей, если они к тому же облечены неограниченной властью и ведут бурную жизнь, способствующую развитию всех их
недостатков и достоинств. За ужином, поддерживая язвительно-остроумную, пересыпанную тонкими, а иногда и грубоватыми шутками беседу с этими
милыми друзьями, которых он совсем не любил, с этими умными людьми, которыми он отнюдь не восхищался, Фридрих внезапно впал в задумчивость и
после нескольких минут молчания сказал, вставая из-за стола:
- Продолжайте беседу, я слушаю вас.
С этими словами он уходит в соседнюю комнату, берет шляпу и шпагу, делает пажу знак следовать за собой и исчезает в глубине длинных
коридоров и потайных лестниц своего старого дворца, меж тем как гости, полагая, что он находится где-то поблизости, по-прежнему взвешивают
каждое слово и не осмеливаются сказать друг другу ничего такого, чего бы не мог слышать король. Впрочем, все они до такой степени (и не без
основания) не доверяли друг другу, что в любом уголке прусской земли ощущали реявший над ними призрак грозного и коварного Фридриха. |