|
— Есть еще одна такая, только поменьше, наверху, на мостике. Никто из моих офицеров не может понять, что это. Макферлейн пробежался пытливой рукой по скошенной фронтальной поверхности колонки. — Я тоже. Может быть, она управляет устройством сброса? — И я сначала так подумала. Но у меня впечатление, что она связана с разными ключевыми системами судна. Бриттон вывела его из аппаратной в коридор с металлическим полом к ожидающему лифту. — Хотите, чтобы я спросил у Глинна? — Нет, не стоит. Я сама его спрошу как-нибудь потом. Но я все говорю и говорю о «Ролвааге», — сказала она, нажимая кнопку лифта. — А мне интересно, как становятся охотниками за метеоритами. Пока лифт шел вниз, Макферлейн смотрел на Бриттон. Он думал о том, что у нее очень хорошая осанка: прямые плечи, высоко поднятый подбородок. Но это не военная выправка, скорее проявление спокойного чувства собственного достоинства. Ей известно, что он охотник за метеоритами. Интересно, знает ли она о Масангкее и о фиаско с метеоритом Торнарссак? «У нас с ней много общего, — решил Макферлейн. — Трудно представить, как непросто было снова надеть форму и подняться на мостик, думая о том, что люди говорят у нее за спиной». — Я в Мексике попал под метеоритный дождь. — Потрясающе. И вы выжили. — За всю историю метеорит угодил в человека только однажды, — сказал он. — Это была женщина, страдающая ипохондрией, она лежала в кровати. Падение метеорита замедлилось при прохождении через верхние этажи дома, так что она отделалась большим синяком. Но конечно, из постели он ее вышиб. А мне метеоритный дождь, наверное, вбил в голову желание продолжить учебу и стать космическим геологом. Но роль рассудительного ученого мне никогда особенно не удавалась. Бриттон рассмеялась. У нее был очень приятный смех. — Что изучает космический геолог? — Пока добираешься до действительно интересного, проходишь длинный список наук: геология, химия, астрономия, физика, счисления. — Звучит более заманчиво, чем те предметы, что изучают для лицензии капитана. А действительно интересным что было? — Для меня кульминацией явилась возможность в аспирантуре изучать марсианский метеорит. Я искал результат воздействия космических лучей на химический состав, пытаясь найти способ определить возраст камня. Дверь лифта открылась, и они вышли. — Настоящий марсианский камень? — удивилась Бриттон, выходя из лифта в еще один бесконечный коридор. Макферлейн пожал плечами. — Мне нравится искать метеориты. Немного похоже на охоту за сокровищами. И я люблю изучать метеориты. Но ненавижу протирать локти на факультетских посиделках или ездить на конференции и беседовать с альпинистами о выбросах при столкновениях и о механике образования кратеров. Полагаю, чувства были взаимными. Как бы то ни было, моя академическая карьера продлилась всего пять лет. В работе было отказано. С тех пор я сам по себе. Макферлейн затаил дыхание, думая о своем бывшем партнере и осознавая, что очень неудачно выразился. Но спутница не стала расспрашивать, и удобный момент был упущен. — Я знаю только, что метеориты — это камни, падающие с неба, — сказала Бриттон. — Откуда они берутся? Кроме как с Марса, конечно. — Марсианские метеориты большая редкость. Большинство из них — каменные глыбы из внутреннего пояса астероидов. Маленькие кусочки и мусор остались от планет, раскрошившихся вскоре после образования Солнечной системы. |
