Но теперь это не имеет значения. Арестована ли она? Неужели после того, как он был взят, власти учинили форменную облаву?
- Да, не уверен. Накануне я много пил.
- У Тимо?
- Возможно, И еще в других местах.
- С Кромером?
Старый кайман! Ничего он не забывает.
- С целой кучей людей.
- До того как укрыться у вас, Анна Леб была поочередно любовницей многих офицеров, которых выбирала с большой тщательностью...
- Вот как!
- ..интересуясь не столько внешностью и деньгами, сколько должностью.
Франк молчит. Его же ни о чем не спрашивают.
- Она состояла на жалованье у иностранной державы, а приют себе нашла у вас.
- Женщине, которая не слишком дурна собой, нетрудно устроиться в бордель.
- Вы признаете, что это бордель?
- Называйте как хотите. Там были женщины, занимавшиеся любовью с клиентами.
- В том числе и с офицерами?
- Возможно. Я у дверей на часах не стоял.
- А у форточки?
Он знает все! Все угадывает! Несомненно, побывал в квартире и детально ее осмотрел.
- Вы знали их по фамилии?
- Нет.
Что если по воле случая сектор пожилого господина работает против другого - того, где Франк получил медной линейкой? Недаром слово "офицеры" подозрительно часто возникает в разговоре.
- Вы могли бы их опознать?
- Нет.
- А ведь они, случалось, оставались надолго, не так ли?
- Ровно настолько, чтобы получить то, ради чего пришли.
- Они разговаривали с девушками?
- Меня при этом не было.
- Разговаривали, - заключает пожилой господин. - Мужчины всегда разговаривают.
Похоже, опыта у него не меньше, чем у Лотты! Он знает куда гнет, поэтому так терпелив и дотошен. Видит он далеко. Спешить ему некуда. Он осторожно вытаскивает кончик нити и разматывает клубок.
Время еды прошло. Как почти каждый день. Франк найдет в миске остывшую похлебку.
- Женщина заставляет мужчину говорить для того, чтобы повторить его слова другому, - пожимает плечами пожилой господин. - Анна Леб занималась с вами любовью, а вы утверждаете, что она вам ничего не говорила.
Она не выходила на улицу, а сообщения все-таки отправляла.
Голова у Франка кружится. А надо держаться до конца, до того момента, когда он добредет до койки, распластается на досках и, закрыв наконец глаза, услышит, как живет его тело, как звенит в ушах, и примется думать не о дурацких уловках, продлевающих ему существование, но совсем о другом - об окне, о четырех стенах комнаты, где стоят кровать и печка - добавить "и колыбель"
Франк не решается, - о мужчине, уходящем по утрам и знающем, что он вернется, о женщине, которая остается дома и знает, что она не одна, никогда не останется одна, о солнце, которое встает и садится там, где и раньше, о жестянке, которую, как сокровище, уносят под мышкой, о серых войлочных бахилах, о цветущей герани, о вещах настолько простых, что люди не замечают их, презирают и, обладая ими, тем не менее осмеливаются жаловаться на судьбу.
Время отмерено ему так скупо!
3
Сегодня ночью он выдержал один из самых изнурительных допросов. |