|
Теперь Франк напряжен почти так же, как ночью. На какой-то момент лицо его принимает то же выражение, что в самые скверные дни на Зеленой улице, и Лотта, собиравшаяся, по-видимому, сделать сыну некое признание, идет на попятный. Так-то оно лучше. Если по воле случая Курт Хамлинг - его отец. Франк ни при каких обстоятельствах не желает этого слышать. - Он всегда интересовался нашей жизнью, тобой... - Вот и прекрасно! - осаживает ее сын. - Главный инспектор знает тебя лучше, чем ты думаешь. Он тоже убежден, что тебя сбили с пути, но ты в этом не сознаешься. Как он удачно выразился, у тебя ложное понятие о чести. Франк. - У меня нет чести. - Я знаю, тут с тобой терпеливы. Это еще что значит? - Тебе разрешены передачи. Сегодня мне позволили взять с собой Минну - она прямо-таки убивается во тебе. - Она больна? - Кто? - Минна. Ну зачем он путает Лотту, нарушая ход ее мыслей? Она уже не знает что сказать, и взглядом просит совета у пожилого господина. - Да нет, ничуть она не больна. С чего ты взял? На прошлой неделе я опять водила ее на осмотр. Один неопытный молодой врач хотел отправить ее на операцию, но этот сказал, что не надо: она уже поправляется. Франк чувствует какую-то тайну, что-то удушливо мерзкое. И наугад бросает: - Но теперь у нее появилась наконец возможность отдохнуть. Мать колеблется. Почему? Затем, поскольку пожилой господин всем своим видом показывает, что не станет возражать, выпаливает: - Мы вновь открываем салон. - А женщины? - Не считая Минин, две, обе новенькие. - Я полагал, твой друг Хамлинг советует тебе закрыть заведение. - Тогда так и было. Он еще не знал, что могла натворить Анни. Франк понял. Он разом понял, почему здесь Лотта с Минной. Пожилой господин не упускает ни малейшей возможности. - Тебя попросили продолжать? - Мне объяснили, что так будет лучше со всех точек зрения. Иными словами, квартира на Зеленой улице стала своего рода мышеловкой. Кто же в угоду оккупантам будет подглядывать через форточку и вслушиваться в разговоры? Вот почему Лотта так смущена. - В общем, дома все хорошо, - цедит Франк даже без иронии. - Очень хорошо. - Мицци поправилась? - Думаю, что да. - Сама ее не видела? - Ты же знаешь, сколько у меня работы. К тому же момент, по-моему, неподходящий... Что им еще сказать друг другу? Их разделяют целые миры, беспредельная пустота. Разделяет все, вплоть до надушенного платочка, который так неуместен здесь, в кабинете пожилого господина, что, поняв это, Лотта прячет его в сумочку. - Послушай, Франк... - Да? - Ты молод... - Ты это уже говорила. - Я лучше тебя знаю, что ты неплохой мальчик. Не смотри на меня такими глазами. Пойми, наконец: я всегда думала только о тебе, с самого твоего рождения все делала только ради тебя и теперь готова отдать остаток жизни, лишь бы ты был счастлив. |
