- Любопытно.
Он перебирает клочки бумаги, выуживает один из них, внимательно просматривает, и все это время Франк не дышит.
- Он как раз подал просьбу о свидании.
- Со мной?
- Да.
Слава Богу, Франк не подпрыгнул от радости, не прошелся перед ними колесом! Тем не менее лицо его преобразилось. Теперь у него, как у Минны, глаза полны слез.
Он все еще боится поверить. Это было бы чересчур прекрасно. Это означало бы, что он не заблуждается, что...
- Свидании со мной? Он?
- Минутку... Нет...
Франк цепенеет. Пожилой господин просто садист.
- Маленькая неточность. Некий Герхардт Хольст подал просьбу о свидании с вами. Обратился в очень высокие инстанции. Но разрешения просит не для себя...
Господи, ну чего он тянет? А Лотта слушает его, словно это вещает радио.
- Для своей дочери.
Нет! Нет! Еще раз нет! Ему нельзя плакать, он должен что-то сделать, чтобы не расплакаться. Иначе он рискует все погубить. Нет, это не правда! Это невозможно. Сейчас пожилой господин возьмет другой клочок бумаги и обнаружит, что ошибся.
- Вот видишь, Франк! - разливается Лотта, взволнованная и блаженная, как перед радиолой, прокручивающей пластинку с сентиментальной музыкой. - Сам видишь: все верят в тебя. Я же говорила: ты выйдешь отсюда. И ради свободы ты будешь слушаться этих господ.
Дура! Идиотка! Франк не в силах даже злиться на нее, но пусть она лучше не пытается преодолеть разделяющую их пустоту.
А она уже спрашивает с видом богомолки, обращающейся к епископу:
- И вы разрешили свидание?
- Еще нет. Просьба поступила ко мне из другого ведомства. Я не успел ее рассмотреть.
- Мне кажется, вы доставите девочке большую радость. Это наша соседка по лестничной площадке. Они с Франком давние знакомые.
Это не правда. Хоть бы Лотта заткнулась! Впрочем, какое имеет значение, что она мелет? Даже если свидания не дадут или Мицци не придет, факт останется фактом: просьба подана Хольстом.
Они поняли друг друга. Франк был прав. Пусть приходит не Мицци, а сам Хольст - это одно и то же. Не совсем, но одно и то же.
Боже, поскорей бы кончалась болтовня! Да ниспошлется ему сегодня милость - пусть утром его больше не допрашивают и отпустят к себе... Вот те на! Он, кажется, подумал не "к себе в камеру", а просто "к себе"? Пусть дадут броситься на койку, держа в объятиях новость, тепло от которой не должно улетучиться зря.
- Это порядочная девушка, по-настоящему девушка, можете мне поверить.
Ну как сердиться на такую глупую бабу, даже если она твоя мать! А ведь кроме нее есть и другая, эта поддельная кузина, которая, пользуясь тем, что все встали, придвигается к Франку и незаметно касается его рукой.
- По-моему, - вступает в разговор пожилой господин, - вы только что просили свидания с Герхардтом Хольстом?
- С ним или с его дочерью.
- Безразлично с кем?
Только бы не совершить промах!
- Да, безразлично.
Пожилой господин глядит через очки на одного из своих усатых служек; этого довольно, чтобы тот сообразил: арестанта пора увести. Ничего не замечая вокруг, франк выходит из кабинета. |