|
Хотя ему-то что? Он презирает Кромера. Забавно думать, что такой человек будет из кожи лезть, чтобы достать ему зеленую карточку, которую не посмел попросить для себя самого! - Скажи, кто этот твой Карл Адлер? - Ваш водитель? По-моему, инженер по радио. - Чем занимается? - Работает на них: пеленгует подпольные передатчики. - Парень надежный? - Спрашиваешь! И Кромер возвращается к своей навязчивой идее: - Почему ты не приведешь ее сюда? - Кого? - Малышку. - Я же сказал: живет с отцом. - Подумаешь, помеха! - Посмотрим, может, и приведу. Люди, несомненно, думают, что он - крепкий орешек. Его характер пугает даже Лотту. А он способен неожиданно размечтаться, вот как сейчас, когда он с подлинной нежностью вглядывается в зеленое пятно. Ничего в этом пятне нет. Это просто задний план декоративного панно в кабаке Леонарда. Оно изображает луг, где отчетливо выписана каждая травинка и у каждой маргаритки положенное число лепестков. - О чем задумался? - Я не задумался. Тот же вопрос задавала ему еще кормилица и, в свой черед, обязательно повторяла мать, навещая его по воскресеньям: - О чем ты думаешь, мой маленький Франк? - Ни о чем. Отвечал он сердито, потому что не любил, когда его называли "мой маленький Франк". - Послушай, если я выцарапаю тебе зеленую карточку... - Выцарапаешь. - Хорошо, допустим. Можно будет тогда оторвать что-нибудь интересное, а? - Наверное. *** В этот вечер Франк убедился, что мать поняла. Вернулся он рано: у него действительно начиналась простуда, а болезней он всегда побаивался. Женщины сидели в первой от входа комнате, которая именуется салоном. Толстая Берта штопала чулки. Минна прижимала к животу грелку, Лотта читала газету. Все три были неподвижны, так неподвижны и молчаливы, что казались в притихшем доме фигурами с картины, и оставалось лишь удивляться, если они все-таки раскрывали рот. - Уже пришел? В газете, видимо, сообщили об участи старой барышни Вильмош. Шумихи не подняли: теперь каждый день происходит что-нибудь в этом роде. Но будь в заметке всего несколько строк и помещайся она на последней полосе, Лотта и тогда не пропустила бы ее: она никогда не пропускает ничего, что касается знакомых. Что-то она поняла, остальное - угадала. Наверняка вспомнила даже возню, которую сын с Минной подняли ночью: для нее, досконально знающей мужчин, подобные детали имеют четкий смысл. - Ужинал? - Да. - Хочешь чашку кофе? - Благодарю. Сын внушает ей страх. Она как бы с опаской ходит вокруг него, хотя это не слишком бросается в глаза и она сама толком этого не сознает. Так, в сущности, было всегда. - У тебя насморк. - Да, простудился. - Тогда выпей грогу, а хочешь - поставлю банки. На грог Франк согласен, на банки - нет. |
