|
Он задавал вопросы, но ответы - так ему казалось и кажется - не имели никакого касательства к тому, о чем он спрашивал. Тем не менее Лотта сообщила ему новости, причем по возможности быстро и без обиняков. Власти, видимо, ее не беспокоили: недаром еще накануне она не знала, где Франк. Следовательно, газеты о нем не пишут. Местная полиция им не занимается, иначе Лотта узнала бы про него от Курта Хамлинга. Главный инспектор по-прежнему навещает их дом, но перебрался через площадку, как переправляются через реку. Теперь он ходит к Хольстам. Зачем? Хольст больше не водит трамвай. Это объясняется просто. Профессия вагоновожатого вынуждала его одну неделю из двух возвращаться поздно ночью, и Мицци оставалась дома одна. Вот он и подыскал себе другую работу, которая отнимает у него только дни. Мицци больше не оставляют одну. Франк знает, как его мать и ей подобные выражаются в таких случаях. Коль скоро она употребила слово "неврастения", а перед этим смущенно запнулась - значит, дело куда серьезней. Уж не сошла ли Мицци с ума? Франк не боится слов. Он заставляет себя произнести вслух и это: - Сумасшедшая! Вот так-то... И за ней, сменяя друг друга, присматривают двое мужчин - отец и старик Виммер, а главный инспектор время от времени заходит в квартиру и усаживается в кресло, не снимая ни пальто, ни галош, оставляющих на полу мокрые следы. Сейчас Франка куда-то повезут. Иначе ему не приказали бы приготовиться. Что ж, он готов, и даже раньше, чем надо. Делать ему больше нечего, тратить неожиданную отсрочку на раздумья тоже не стоит. Это лишь размагнитит его. Он покончил с шоколадом и грызет колбасу. Мать не сообразила, что резать ее будет нечем, - у него нет ножа. Воды для умывания - тоже. От него пахнет копченым мясом. Пусть приходят. Пусть везут. Только бы поскорей вернули назад и оставили в покое. Тот же штатский, что раньше... В основном службу здесь несут солдаты, которых непрерывно меняют. Штатских немного, все на одно лицо. Если Тимо прав, сектор, где они подвизаются, играет в системе весьма ответственную роль. Разве Тимо не рассказывал, как полковник дрожал перед человеком с внешностью мелкого служащего? А здесь они все такие. Ни весельчаков, ни щеголей среди них не увидишь. Невозможно вообразить, что они тоже могут сидеть за вкусным обедом или ласкать девушек. Эти люди выглядят так, словно рождены разносить цифры по графам. Но поскольку, опять-таки повторяя Тимо, истина всегда расходится с видимостью, эти люди, должно быть, чертовски могущественны. Снова маленькое здание. Пожилого господина на месте нет. Наверняка ушел завтракать. На столе Франк видит свой галстук и шнурки. Указав на них, штатский бросает: - Можно взять. Франк садится на стул. Он ни капельки не волнуется. Если бы эти типы в штатском лучше знали его родной язык, он заговорил бы с ними о чем попало. У дверей, не снимая шляп, его ждут двое. Перед уходом один из них протягивает ему сигарету, подносит спичку. - Благодарю. Во дворе стоит машина - не тюремный фургон и не военный автомобиль, а сверкающий черный лимузин, в каких до войны ездили богачи, которые могли себе позволить иметь шофера. Легко и бесшумно она выезжает за ограду и мчится вдоль трамвайной линии к центру города. Хотя стекла подняты, воздух в ней припахивает утренней свежестью. За окнами мелькают пешеходы, витрины, мальчишка, который, подпрыгивая на одной ноге, гоняет другою обломок кирпича. |
