|
— Я могу сообщить тебе мои размеры, — продолжала она, — и размер моего ошейника, и размеры моих браслетов для запястий и лодыжек, которые будут мне впору. Меня заставили запомнить эти вещи перед моей первой продажей. — Я испытываю искушение увлечься тобой, — произнес я. — Рабыней? — спросила она. — Несомненно, — сказал я, — мысль, конечно, глупая. Она внезапно вытянула губы и поцеловала меня сильно и нежно, довольно бестолково, почти в отчаянии. — Я почти таю от любви к тебе, мой господин, — проговорила она. — Я знаю, что моя воля ничего не значит, но я прошу овладеть мной. Тогда я снова, на этот раз нежно и не спеша, овладел ею. * * * Я посмотрел на спящую девушку, свернувшуюся на мехах любви, такую маленькую и соблазнительную, в тяжелом ошейнике, прикованную к кольцу для рабынь. В комнату просачивался свет утра, пробиваясь сквозь ставни. Снаружи было тепло и ярко. Мы допоздна спали. Я спускался вниз за едой. Я мог слышать птиц в саду. Я толкнул ее в бок. — Просыпайся! — Ой! — сказала она, гремя цепью. — Поза! — приказал я. Она быстро приняла позу угождающей рабыни на мехах любви, подняв голову вверх, с прямой спиной, сидя на пятках, руки на бедрах. — Ты ударил меня, — сказала она. Я надел на нее наручники, заведя руки за спину, ударом свалив ее на бок на меха любви. Она посмотрела на меня с мехов, широко открыв глаза, с окровавленным ртом. Затем снова приняла позу угождающей рабыни. — Прошлая ночь, — проговорила она, — ничего не значила? Конечно, ты любишь меня. — Молчи, рабыня, — приказал я. Я поднял кнут. — Меня накажут кнутом? — спросила она. — Если мне захочется, — ответил я. — Да, господин, — сказала она. Я протянул ей кнут со сложенными кистями. Она поцеловала его, содрогнувшись, и я положил его на Кровать. Я пододвинул к ней бронзовый горшок. Дойдя до конца своей цепи, она могла достать его. — Оправься, — велел я ей, — лицом ко мне. — Да, господин, — сказала она и, пятясь к горшку и присев над ним, сделала свои дела. Я наслаждался, что заставил ее совершить этот простой, обыденный акт в моем присутствии. — Я — рабыня, не так ли? — Да, — ответил я. Затем я отодвинул горшок в сторону и дал ей миску воды и тряпку, чтобы она могла освежиться. Когда она сделала это, я убрал миску и тряпку в сторону. Тогда она снова встала на колени в позу угождающей рабыни. Тяжелая цепь свисала у нее между грудей. — Доброе утро, — сказал я ей. — Доброе утро, господин! Я покормил ее с рук фруктами, которые принес из кухни. — Ты ударил меня, — проговорила она. — Есть возражения? — поинтересовался я. — Нет, господин, — ответила она. — Ты можешь делать со мной что пожелаешь. Я протянул ей финик, и она нагнулась вперед, вытягивая закованную в цепь шею, пытаясь достать его, но я отодвинул руку. |
