|
Видишь ли, это настоящий кнут, который может быть применен ко мне. Мне кажется, что я действительно целую кнут, твой кнут. Сам по себе кнут не символ. Он настоящий кнут. Конечно, он может иметь символическое значение. — Целование кнута для тебя, — сказал я, — очевидно, является богатым сексуальным и эмоциональным событием. — Да, господин, — согласилась она. — И даже если бы ты был ненавистным хозяином, для нас, рабынь, это всегда такое событие. — Даже если хозяин ненавистный? — уточнил я. — Да, — пояснила она. — Мы можем ненавидеть вставать перед ним на колени и целовать его кнут, но мы бываем возбуждены, когда он заставляет нас делать это. Кнут показывает нам, что мы — женщины. Хозяин, будучи мужчиной, не может до конца понять, что значит для женщины стоять на коленях обнаженной перед мужчиной и быть принуждаемой целовать его кнут. Уверяю тебя, это очень важное событие! Она начинает чувствовать каждый уголок своего тела. На самом деле после целования кнута очень трудно продолжать ненавидеть мужчину, даже если он желает, чтобы так было, наслаждаясь, возможно, унижением и приручением женщины, которая ненавидит его. Рабыни против своей воли начинают думать, что могли бы лучше служить и угождать хозяину. — Понимаю, — ответил я. — Все женщины хотят принадлежать мужчине достаточно сильному, способному заставить женщину поцеловать его кнут, — продолжала она. — Какая женщина захочет быть собственностью мужчины другого сорта? Я ничего не сказал. — Ты будешь силен со мной, не так ли? — спросила она. — Ты будешь непреклонно заставлять меня исполнять твои желания и прихоти в качестве твоей рабыни, не так ли? — Да, — пообещал я. — Тогда я целую твой кнут, — сказала она, — и люблю его. — Тебе нравится быть рабыней? — спросил я. — Я рабыня, — ответила она, — и я люблю свою судьбу. — Ты знаешь, что ты не можешь поменять свое мнение на этот счет, — проговорил я, — и что для тебя нет спасения на Горе. — Я хорошо знаю это, господин, — ответила она. — В этом мире даже закон, поскольку я рабыня, отдает меня в полную власть тебе. — В полную власть любого господина, — уточнил я, — кому ты можешь по закону принадлежать. — Да, господин, — вздрогнула она. — Но вся моя надежда на то, что ты будешь добр ко мне. — Я посмотрю, будешь ли ты хорошо служить, — сказал я. — Я буду служить хорошо, — уверила она. — Я думаю, ты обнаружишь, что девушка, которую ты знал на Земле, теперь закованная в ошейник на Горе, сможет показать тебе чудеса службы. — Покажи это сейчас. — Немедленно и любым способом, как господин пожелает, — ответила она. * * * Она лежала на животе, опершись на локти, рядом со мной. Я лежал на спине, глядя на потолок. — Несколько ошейников сегодня были сняты, — сказала она, — ошейники Ширли, Лолы и Пегги. — Чтобы вскорости быть замененными на другие, — заметил я. — Мой ошейник не был снят, — проговорила она, — ты оставил меня. |
