Изменить размер шрифта - +

   Я отвернулся.
   — Господин, — крикнула она, — пожалуйста, не уходи!
   Я повернулся к ней.
   — Я буду стараться быть хорошей рабыней, — проговорила она, — робкой, послушной, любящей и покорной.
   Я снова отвернулся от нее.
   — Господин, — закричала она, — разреши мне попросить того, чего я хочу!
   Я обернулся.
   — Разреши мне просить на животе того, что я хочу! — сказала она, прижав лицо к решетке, со слезами на глазах.
   Я подошел к воротам конуры и отпер их, поднял решетку и отступил назад. Тогда рабыня на животе выползла из конуры. Я отступил на пять шагов назад, чтобы она была вынуждена следовать за мной. Она легла передо мной ничком, подчиняясь.
   — Ты хотела говорить? — спросил я ее.
   Она подняла голову.
   — Я молю о твоем прикосновении, господин, — проговорила она.
   Я посмотрел на нее. Области эрогенных зон на теле женщины весьма обширны. На самом деле при сексуальном возбуждении все ее тело может стать чувствительным и, так сказать, сексуально уязвимым и легковоспламеняющимся. Ее сексуальным ответом может стать весь ее выгибающийся, отдающийся, переполненный чувствами организм. Когда женщина отдается, все в ней отдается. Ее ответ, конечно, гораздо больше, чем грубая физиологическая реакция. Он составляет психофизиологический экстаз, рапсодию полной отдачи и ощущение своей принадлежности мужчине. Ее сексуальный ответ, таким образом, гораздо более глубокий, чем упрощенная реакция на физические раздражители. И возможно, таким образом, женщина-рабыня, осознавая себя рабыней и собственностью, достигает сексуальных высот и глубин, недоступных ее невежественным сестрам, холодным и подверженным запретам, самодовольным в их гордости и свободе. Девушка-рабыня в сущности является воплощением подлинной женственности, символом ее истинной природы. Именно здесь, на ее собственном месте и в ее мире, и только здесь, она может обрести биологическую судьбу, она может найти полное женское удовлетворение. Свободная, она порабощена, узница запретов, неискренности и условностей; порабощенная, она свободна, открыта для глубочайшего самоудовлетворения своей натуры. Свободная, она порабощена; порабощенная, она свободна. Таков парадокс ошейника.
   — Я единственная женщина в доме, господин, — сказала рабыня.
   Я молчал.
   — Не запирай мои нежности от себя сегодня вечером в конуру, — молила она. — Позволь им быть рядом с тобой.
   — У тебя есть сексуальные потребности? — спросил я.
   — Да, господин.
   — Ты хочешь, чтобы они были удовлетворены? — снова спросил я.
   — Да, господин, — ответила она.
   — Ты признаешь себя скромной и страстной рабыней?
   — Да, господин, — согласилась она. — Я скромная и страстная рабыня.
   — Та, которая готова угодить своему господину? — задал я следующий вопрос.
   — Да, господин.
   Я посмотрел на нее, лежащую на животе, со скованными цепью руками. Страсти женщины-рабыни являются тайной для многих свободных женщин, которые, невозбужденные и сексуально инертные, никогда не бывшие в ошейнике и не принадлежащие никому, даже не могут понять их. Для большинства свободных женщин, конечно, страсти женщины-рабыни не столько тайна, сколько предмет зависти и ярости. Они чувствуют, что эти страсти, глубокие и драгоценные, делающие рабыню такой беспомощной и уязвимой, стоят выше всего, чем они владеют.
Быстрый переход