И вот результат: молодая женщина (ну, по крайней мере, еще не старая) сидит здесь, и все, что у нее осталось — это вести хозяйство, сплетничать, думать о слугах и жаловаться на здоровье. Родись она всего лишь двадцатью годами позже — и могла бы быть счастлива, свободна, независима всю свою жизнь!»
Но из искренней жалости к не ведающей своего несчастья тете Джо ласково отвечала на ее вопросы и изображала интерес, который в действительности, конечно, не испытывала.
А Вернон думал:
«Неужели мама всегда была такой? Она казалась мне совсем другой в „Могучих Братьях". Или я был еще слишком мал, чтобы это заметить? Как мерзко с моей стороны осуждать ее, ведь она всегда была так добра ко мне! Я только хотел бы, чтобы она перестала относиться ко мне так, будто мне все еще шесть лет. Хотя, полагаю, она в этом не виновата Вряд ли я когда-нибудь женюсь...»
Внезапно он дернулся, как от толчка, и, словно подгоняя сам себя, резко сказал:
— Мама, послушай, — я собираюсь пойти на музыкальное отделение в Кембридже.
Свершилось! Он произнес это!
Мира, которую он отвлек от подсчетов, во что обходится Армстронгу повар, рассеянно ответила
— Но, дорогой, ты всегда был так немузыкален! И относился к музыке даже с чрезмерным предубеждением!
— Знаю, — ответил Вернон холодно, — но человек имеет право изменить собственное мнение.
— Конечно, дорогой. Я очень рада за тебя. В твоем возрасте я виртуозно исполняла некоторые пьески. Но невозможно не изменять своим привычками, выйдя замуж.
— Я знаю. И это жестоко и досадно, — горячо подхватила Джо. — Я не собираюсь замуж, но если когда-нибудь и соберусь, то ни за что не буду жертвовать ради этого своей карьерой. И наш разговор, тетя Мира, напомнил мне о том, что я должна поехать в Лондон и продолжить учебу там, если я хочу чего-нибудь добиться как скульптор.
— Я уверена, что мистер Брэдфорд...
— К черту мистера Брэдфорда! Извините, тетя Мира, но вы меня неправильно поняли. Мне нужно учиться — по-настоящему. И я должна жить отдельно. Я могу делить жилье с кем-нибудь из подруг.
— Джо, дорогая, не говори глупостей, — засмеялась Мира. — Моя малышка Джо нужна мне здесь, рядом. Я ведь всегда относилась к тебе как к родной дочери, дорогая.
Джо попыталась увернуться.
— Я говорю серьезно, тетя Мира. В этом — вся моя жизнь.
Трагические нотки в ее голосе только еще больше рассмешили Миру.
— Девушки всегда так думают. Но давайте не будем портить ссорой сегодняшний счастливый вечер!
— Но вы обещаете мне, что серьезно подумаете об этом?
— Надо будет спросить у дяди Сиднея.
— Это не имеет никакого отношения к дяде Сиднею. Мне он не дядя. В конце концов, если я захочу, я могу взять те деньги, которые принадлежат мне...
— Вряд ли можно сказать, что они в полном смысле принадлежат тебе, Джо. Твой отец посылает мне денежное пособие на твое воспитание — хотя, конечно, я воспитывала бы тебя и без пособия — и рассчитывает, что я хорошо присматриваю за тобой и что ты в безопасности.
— Тогда, полагаю, мне лучше написать отцу.
Джо храбро произнесла это, но сердце у нее упало. Она видела отца всего лишь два раза за последние десять лет, старая вражда между ними не исчезла. Ее план был фактически обречен на провал. Сейчас, выплачивая несколько сотен в год, отец снимал с себя всю ответственность за дочь. Своих денег у Джо не было. И она сильно сомневалась, что он согласится выплачивать пособие непосредственно ей самой, если узнает, что она порвала с тетей Мирой и решила жить одна.
Вернон тихо сказал:
— Джо, не будь так страшно нетерпелива. Подожди, пока мне исполнится двадцать один.
Это ее приободрило. |