– Даже Плутарха, – Холли смешно округлил глаза. – Да наш дубина – философ.

– Тарелки, – напомнила Тэсса. – Мне бы не хотелось, чтобы с нами жил кто то посторонний.

– С нами и так живет кто то посторонний, – не утерпел Фрэнк.

– Протестую, – уведомил его Холли. – Я не посторонний, а душа этого дома. Без меня бы вы совсем одичали в водовороте своей животной страсти и вас бы съели муравьи.

– Это из Маркеса, – обрадовался Фрэнк и гордо приосанился.

Тэсса едва удержалась от того, чтобы не потрепать его по загривку, как хорошего песика, выполнившего команду.

– Надо завести в Нью Ньюлине библиотеку, – задумалась она. – Холли, может, ты и на это подкинешь денег?

– Запросто, если вы поможете мне с новой картиной. Из этих, – и он помахал в воздухе рукой.

Тэсса замерла, переглянувшись с Фрэнком.

У нее пересохли губы.

Такое случалось не в первый раз, но она все еще не привыкла. Возбуждение и стыд, оголенные нервы и обнаженность во всех ее проявлениях.

Холли называл это новым подходом к искусству, но Тэсса понимала, что его вовлеченность также физическая и эмоциональная. У Холли были сложные отношения со всем, что касалось секса, многие годы он хранил целибат, опасаясь растратить вместе со спермой и часть своего таланта.

Глупость, но он в это верил, и случайный оргазм, случившийся с ним во сне, едва не свел нервного художника с ума.

– Бренда считает, – осторожно проговорила она, – что ты можешь чувствовать себя одиноким. Мы с Фрэнком не сильны в подобного рода разговорах…

– Вы с Фрэнком, – перебил он, неожиданно вспылив, – вы с Фрэнком! А я сам по себе! И с каких пор Бренда стала специалистом по душевной организации гениев?

Тэсса расстроенно села за стол, не зная, что ответить.

– И что скажет дворецкий о твоих… непристойных творческих экспериментах? – натянуто спросил Фрэнк.

Холли задумался, взирая на запеканку так, будто надеялся увидеть там ответы.

– Но я нуждаюсь в блинчиках и тортах, – произнес он жалобно. – Ничего не хочу сказать, Фрэнк, но твои завтраки просто ужасны. А Мэри Лу запретила мне появляться в «Овечке» еще, по крайней мере, месяц.

– Да, на пекарне появилось объявление «Холли Лонгли вход запрещен», – подтвердила Тэсса.

– Неблагодарность жителей этой деревни просто зашкаливает, – он удрученно ковырнул румяную картофельную корочку и громогласно застонал.

– Люди не любят, когда им причиняют добро без спроса.

– Глупости! Люди и сами не знают, чего хотят.

– Зато наш Холли знает наверняка, – покачал головой Фрэнк. – И что тебя потянуло рисовать на чужих стенах? У нас осталась еще парочка чистых – в кладовой и кабинете.

– Но туда же никто не заглядывает даже!

– Кстати об этом, – встрепенулась Тэсса, – почему бы тебе, Холли, не обустроить свою мастерскую в кабинете? Наша гостиная похожа на склад.

– Неприемлемо, – насупился он, – в кабинете скучно.

Холли был как кот, который все время крутился под ногами, но вроде бы не нуждался в компании.

Холли, расстроенный и голодный, ушел спать пораньше, и Тэсса пообещала себе рано утром сходить для него за куском абрикосового пирога с базиликом и тем приторным кофе с пенкой, который он так любил.

Фрэнк, уставший за день в своей мастерской, тоже поднялся наверх, чтобы принять душ.

Тэсса прошлась по гостиной, рассеянно собирая вещи и пустые коробки.