|
Только на минуту, пожалуйста! — Я не могу, Чесса, не могу. Попытайся расслабиться и впустить меня. О боги, ты такая тесная, но я должен.., должен войти в тебя глубже. Я не могу ждать, Чесса, поэтому прошу тебя, не противься, впусти меня. — Хорошо. Она ощущала хватку его рук, сомкнувшихся на её бедрах и чувствовала, как он медленно протискивается внутрь её лона. Боль нарастала, и ей это совсем не нравилось. Этот акт, акт совокупления, дарил женщине ребенка, и это было хорошо, но где же то наслаждение от плотской любви, о котором она не раз слышала? Он опять врезался в самую сердцевину её тела, и она почувствовала раздирающую боль, как будто что-то внутри неё прорвалось. Она закричала и снова попыталась оттолкнуть его. Она толкала, била его кулаками в грудь, силясь сбросить его с себя. Он приподнялся с глухим стоном, все его тело дрожало и блестело от обильного пота. Она не понимала, что с ним происходит, но что бы это ни было, он явно хотел этого — а раз так, то, стало быть, этого хотела и она. Но как же ей было больно! Кажется, он проник в неё до упора, и это было так странно — то, что он оказался так глубоко внутри нее, стал как бы её частью. Он врезался в неё снова и снова, горячий, напряженный, то и дело входя со стоном в её плоть, выходя и снова входя. Теперь она уже не сопротивлялась и не двигалась. Ей было больно, очень больно, но она больше не отталкивала его. Она любила его. Если он этого хочет, она ему это даст. Она впилась зубами в сжатый кулак, чтобы не кричать. Наконец все закончилось. Он выгнулся, его кадык заходил ходуном, потом из его горла вырвался крик, один, другой, третий и она почувствовала, как он извергает в неё свое семя. Она лежала совершенно неподвижно. Боль стала меньше и его мужское орудие — тоже. Оно больше не распирало её плоть. Теперь он лежал на ней, опираясь на локти, дыша сипло и часто. Он был покрыт потом, и от него чудесно пахло. Она приподнялась, поцеловала его в плечо, ощутила соленый вкус его кожи и поцеловала ещё раз. Клив глубоко вздохнул: — О боги, я жалею, что все так вышло. Я сделал тебе больно, да, Чесса? Но я не мог иначе, правда не мог. Ты понимаешь меня? Ты lem простишь? Я вел себя неуклюже, как зеленый юнец, и мне очень, очень жаль. Я вовсе не хотел брать тебя таким образом, во всяком случае в первый раз. Наверное, тебе было противно, да? Скажи, я стал тебе противен из-за того, что причинил тебе боль? Чесса купалась в ощущении его близости, его нераздельности с ней. Он целовал её, говорил с ней… — Ты задаешь слишком много вопросов, Клив, — ответила она. — Давай оставим их на потом. Он снова лег на неё всем телом, и она почувствовала, что вовсе не хочет, чтобы он сменил позу. Его живот прижимался к её животу, его мужская плоть все ещё оставалась внутри её лона. — Знаешь, как я себя сейчас чувствую? — прошептал Клив. — Нет, конечно, не знаешь. — Он лег рядом и, приподнявшись на локте, посмотрел на нее. — Я чувствую, что из меня получился никудышный муж. Прости меня, Чесса. — Это всегда происходит так? — Как? Она подняла руку и нежно провела пальцами по его подбородку, губам, носу. — Ты всегда будешь обходиться с моим телом, как в этот раз? Как будто все оно принадлежит тебе и ты вправе делать с ним все, что захочешь? Ты будешь делать со мною все, что тебе угодно, и причинять мне боль? Он прикусил кончик её пальца. |
