— Я за ней хорошо ухаживал, — заверяю я.

— Я бы сказал, в меру своих умений, — говорит он с таким видом, будто считает эти умения не слишком выдающимися. — Ей необходима сиделка. Ну да ладно. Что сделано, то сделано. Нечего тут стоять и разглагольствовать. Пойду ее осмотрю.

Он делает шаг вперед, чтобы пройти мимо меня к двери дома. Не стоило мне отходить в сторону и вынуждать его смотреть на солнце. Я быстро возвращаюсь на прежнее место и перекрываю ему дорогу.

— Ее там нет.

Мое сердце по-прежнему колотится так быстро, что я боюсь, как бы он не услышал. Но я почему-то рад, что наступает развязка. Пусть все катится в тартарары. Я хозяин положения. Он никогда не бывал там, где заря настает в перерыве между двумя вздохами и свет дает нам преимущество. Мы отчетливо видим германские позиции на фоне светлой и влажной полосы горизонта. Или, по крайней мере, наши сторожевые посты видят их через перископ. Подбираться для этого ближе опасно. Я взглядываю направо и налево. На лицах у всех одинаковый отблеск, каждый мускул напряжен — дома у людей таких лиц не бывает. Позвякивает амуниция. Внезапно начинает пахнуть хлорной известью, застарелым газом, гнилью, и все это разом бьет в нос, как будто за предыдущую жизнь ты ничего подобного не нюхал.

Я дам отпор доктору Сандерсу. Выпрямляюсь, решительно смотрю ему в глаза и говорю:

— Утро было такое погожее, и она попросила, чтобы я довел ее до большой дороги, а потом уехала на двуколке в Морвен.

— В Морвен! — Доктор выглядит растерянным, насколько это возможно для него.

— В Морвене у нее сестра. Она пробудет там месяц, возможно, больше, а сестра за ней присмотрит.

— Мне говорили, она не встает с постели.

— Она почти не вставала всю зиму. Но с приходом весны ей полегчало.

Я дерзко смотрю на него. Мое сердце утихомирилось. В воображении я представляю себе большую дорогу, двуколку, залезающую в нее Мэри Паско. Различаю даже красное мелькание ее фланелевой нижней юбки. Почему бы такому и впрямь не произойти?

— Довел до большой дороги, говоришь?

— Довел, говорю. Она опиралась на меня. Честно сказать, я почти что волок ее на себе. Но она твердо решила поехать.

Назови меня лжецом, мысленно подначиваю я его. Назови меня лжецом, и я тебя с ног сшибу. Весь мой страх рассеялся, словно туман.

— Ты живешь в доме, Дэниел? — внезапно спрашивает доктор Сандерс, застав меня врасплох. Из трубы поднимается дым, и он наверняка его увидел.

— Пока она не вернется. Тогда переселюсь обратно, — киваю я на укрытие из ржавого железа.

Наступает тишина. Он озирается вокруг быстрым докторским взглядом, замечает свежевскопанную землю, кур в загоне, козу, уткнувшуюся носом в каменную ограду. Отсюда я вижу бугорок, где лежит Мэри Паско под зеленым покрывалом. Я почти уверен, что доктор слышит мои мысли и видит то, что вижу я. Он внимательно меня изучает.

— Как зовут эту сестру в Морвене?

— Паско. Эллен Паско.

Он слегка покачивает головой и перекладывает сумку из руки в руку.

— Дэниел? — говорит он вдруг совершенно другим голосом, более мягким, но как будто он тоже меня опасается. Как будто у меня может обнаружиться болезнь, которую ему не хочется диагностировать.

Я не отвечаю.

— Дэниел, я должен был повидать тебя гораздо раньше. Твоя мать…

Я не могу этого слышать. Отворачиваюсь в сторону, рублю воздух рукой. Доктор приходит в замешательство, но лишь на мгновение, потом достает белый платок, снимает очки и вытирает их медленно и тщательно. Ему нужно время. Ему нужно подумать, что делать дальше.

— Извините, что зря пришлось ходить, — говорю я без всякой задней мысли.