Аскет молчал, хмуря кустистые брови.

    Наг тоже помалкивал - от греха подальше.

    -  Я буду сражаться! - взревела из озера ярость, заставив боль умолкнуть.

    -  Один на один! С каждым! Или вы собираетесь задавить меня скопом, подтвердив врожденную подлость? Ха!

    -  Вот теперь я слышу речь истинного кшатрия, - удовлетворенно проворковала насмешка. - Недаром же мы братья… Выходи. Бой будет честным, обещаю.

    Плеск расступившейся воды, шелест тростника…

    -  Ты даже можешь выбрать оружие, которым станешь биться, - милостиво разрешила насмешка.

    Было слышно, что говоривший может позволить себе великодушие в таких мелочах.

    -  Ты храбрый человек, о Царь Справедливости. - Ярость позволила и себе криво усмехнуться. - Я принимаю твою милость и выбираю палицу! Пусть тот из вас, кто осмелится, выступит против меня с равным оружием!

    Тишина.

    -  Да, тут они, похоже, дали маху. - Здоровяк ткнул аскета локтем в бок. - Кроме Бхимы-Страшного…

    -  Я, брат твой, Бхимасена, вырву шип, терзающий твое сердце, о Царь Справедливости! Сейчас я своей палицей лишу негодяя царства и жизни!

    -  Когда это ты научился красивым речам, Волчебрюх? Когда строгал ублюдков сукам-ракшицам? Когда пил кровь моих братьев? Когда подлостью убивал наших общих наставников?! Хватит понапрасну молоть языком - выходи и бейся со мной!

    -  Посмотрим? - предложил аскет.

    -  Пошли, - кивнул Здоровяк.

    Ветви кустов хлещут по лицам, словно Поле Куру старается задержать бывшего хозяина, не дать пойти на звук, зябкий дождь из росы осыпается на плечи, руки… Впереди мелькают размытые силуэты, слышатся крики, треск первых ударов.

    Позади, стараясь не отстать, резво ползет Васятха.

    -  Постоим здесь, - шепчет Рама-с-Топором, останавливаясь на пригорке, у чудом уцелевшей смоковницы, и придерживая тезку за плечо. - Не спеши.

    С этого места берег злосчастного озера и поединщики, окруженные изрядной толпой воинов из лагеря победителей, были видны как на ладони. На новых зрителей же никто не обратил внимания - всех захватило зрелище.

    Ох и зрелище!

    Странно: почему убийство сотен и тысяч вызывает омерзение или ужас, а вот так, один на один, в кругу возбужденных зевак…

    Подобные матерым быкам-гаурам на брачном лугу, кружат двое: нагой и одетый, плоть и доспех, всклокоченная шевелюра и плоский шлем с налобником, босые ноги и боевые сандалии в бронзовых бляшках. Вот с треском столкнулись шипастые палицы - единственное общее, что было у обоих… ложь, не единственное! - еще общей была сила. Удар, другой, третий… глаз человеческий безнадежно опаздывает, пытаясь уследить за молниеносными взмахами. Кажется, что подобным оружием с его чудовищной тяжестью невозможно биться, словно легкими булавами для метания, много чего кажется, глядя со стороны и гася в груди вопль восторга, но быкам в кругу нет дела до наших представлений о поличном бое.

    Они просто ежесекундно опровергают эти представления.

    Боец и Страшный, царь бывший и царь будущий - побежденный и победитель.

    Рама-с-Топором смотрел на поединок и чувствовал себя посторонним.

    Мумией из седых бездн прошлого, миражом с сияющих вершин будущего, незваным пришельцем, что явился к концу чужого пира и теперь нагло разглядывает гостей с хозяевами.