За все благодарю тебя судьба,

 особенно – за счастье глаз и слуха,

 которое мне дарит голытьба

 ремесленного творческого духа.

Внезапное точное слово

 случайно прочтешь у поэта –

 и мир озаряется снова

 потоками теплого света.

Вокруг меня все так умны,

 так образованы научно,

 и так сидят на них штаны,

 что мне то тягостно, то скучно.

Вся жизнь моя прошла в плену

 у переменчивого нрава:

 коня я влево поверну,

 а сам легко скачу направо.

Я раздражал собой не всякого,

 но многих – я не соответствовал,

 им тем, что жил не одинаково

 с людьми, с которыми соседствовал.

Я жил почти достойно, видит Бог:

 я в меру был пуглив и в меру смел;

 а то, что я сказал не все, что мог,

 то видит Бог, я больше не сумел.

На крыльях летал, колесил на колесах,

 изведал и книжный и каторжный труд,

 но старой мечте – опереться на посох –

 по-прежнему верен и знаю маршрут.

За много лет познав себя до точки,

 сегодня я уверен лишь в одном:

 когда я капля дегтя в некой бочке –

 не с медом эта бочка, а с гавном.

Благое и правое дело

 я делал в часы, когда пил,

 смеялся над тем, что болело,

 и даже над тем, что любил.

Я думаю, нежась в постели,

 что глупо спешить за верстак:

 заботиться надо о теле,

 а души бессмертны и так.

Люблю людей и по наивности

 открыто с ними говорю,

 и жду распахнутой взаимности,

 а после горестно курю.

Я смущен не шумихой и давкой,

 а лишь тем, что повсюду окрест

 пахнет рынком, базаром и лавкой

 атмосфера общественных мест.

В сей жизни краткой не однажды

 бывал я счастлив оттого,

 что мне важнее чувство жажды,

 чем утоление его.

Гуляка, прощелыга и балбес,

 к возвышенному был я слеп и глух,

 друзья мои – глумливый русский бес

 и ереси еврейской шалый дух.

Никого научить не хочу

 я сухой правоте безразличной,

 ибо собственный разум точу

 на хронической глупости личной.

Души моей ваянию и зодчеству

 полезны и тоска и неуют;

 большой специалист по одиночеству,

 я знаю, с чем едят его и пьют.

Что угодно с неподдельным огнем

 я отстаиваю в споре крутом,

 ибо только настояв на своем,

 понимаю, что стоял не на том.

Среди уже несчетных дней

 при людях и наедине

 запомнил я всего сильней

 слова, не сказанные мне.

Судьба моя стоит на перекрестке

 и смотрит, как нахохленная птица;

 отпетой и заядлой вертихвостке

 в покое не сидится и не спится.