|
В комнате, где я сидел, телефона не было, поэтому я встал, вышел в коридор и повернул налево. По обеим сторонам коридора были закрытые двери. Мне явно не везло. Но вот в конце коридора я наконец увидел приоткрытую дверь, приблизился к ней, рассчитывая найти телефон, и услышал голос. Это и было тем событием, которое произошло без четырнадцати шесть. С того места, где я находился, голос был вполне различим и прекрасно узнаваем, а когда я оказался в шести дюймах от щели, слова прослушивались вполне ясно. - Вся эта игра, - говорил Ниро Вулф, - строится на идиотском предположении (впрочем, это естественно и неизбежно, поскольку ваш Роуклифф - король ослов), будто мы с Гудвином пара кретинов. Не отрицаю, что в прошлом я был иногда с вами не слишком искренним, и в этом я признаюсь, чтобы доставить вам удовольствие. Порой я действительно водил вас за нос в своих целях. Но ведь лицензия все еще у меня, а вы прекрасно знаете, что это значит. В итоге я помогал вам, а это гораздо важнее, чем какие-то обиды. Конечно, не всем, но это уже совершенно другое дело. Но вам, Кремер, вам, Боуэн, и еще двум, здесь присутствующим, - помогал. Итак, в кабинете сидел районный прокурор собственной персоной. - Это также означает, что я знал, где и когда нужно вовремя остановиться. И Гудвин это тоже очень хорошо знает. Это ведь непреложный факт, который вам известен. Но что происходит сегодня? Следуя заведенному порядку, я в четыре часа пополудни поднялся к себе в оранжерею для двухчасового отдыха. Не прошло и пяти минут, как я услышал какой-то шум и вышел узнать, в чем дело. Это был Роуклифф. Воспользовавшись отсутствием Гудвина, которого он боится и которому постоянно завидует, Роуклифф силой ворвался в мой дом и... - Это ложь! - послышался голос Роуклиффа. - Я звонил и... - Заткнитесь уж лучше! - прогремел Вулф, и мне показалось, что даже дверь дрогнула и еще больше растворилась. Несколько понизив голос, Вулф продолжал: - Как вам всем очень хорошо известно, полицейский имеет не больше прав входить в частный дом, чем любой другой человек, если на то нет особых обстоятельств или предписания прокурора. Но это правило частенько нарушается, как произошло, например, сегодня, когда мой повар и домоправитель открыл дверь, а Роуклифф оттолкнул его, невзирая на сопротивление. Он ворвался, не обращая внимания на протесты моего служащего, не имея на это никакого права. Потом ворвался ко мне в оранжерею и посягнул на неприкосновенность личности. Я прислонился к косяку и устроился поудобнее. - Он был настолько глуп, - послышался снова голос Вулфа, - что вообразил, будто я захочу с ним разговаривать. Я, естественно, приказал ему выйти. Но он требовал, чтобы я отвечал на его вопросы. Когда же я наотрез отказался и повернулся, чтобы выйти из оранжереи, он преградил мне путь, размахивая ордером на мой арест как важного свидетеля, и даже взял меня за рукав. Голос Вулфа внезапно утих, но обрел металлический оттенок: - Но я не могу позволить, джентльмены, хватать меня за рукав. Я не люблю этого, особенно когда это позволяет себе такой не заслуживающий внимания человек, как Роуклифф. Я этого не потерплю! Я велел ему объяснить причину появления у него ордера в нескольких словах, не притрагиваясь при этом ко мне. Я не терплю прикосновений, особенно когда это делают несимпатичные мне люди. Это же так свойственно всем живым существам, но я упоминаю об этом факте как об одной из причин моего отказа беседовать с Роуклиффом. |
