..
Все еще краснея, Кнехт продолжил известное любому ученику изречение:
Gignit autem artificiosam lusorum gentem Cella Silvestris.
В переводе: А Вальдцель родит семью искусников, играющих в бисер.
Старик ласково взглянул на него.
-- Наверно, это и есть твой путь, Иозеф. Ты знаешь, что не все согласны
с Игрой. Говорят, что она просто заменитель искусств, а игроки просто
беллетристы, что их нельзя считать людьми по-настоящему духовными, что они
всего-навсего свободно фантазирующие художники-дилетанты. Ты увидишь, что
тут соответствует истине. Может быть, по своим представлениям об Игре ты
ждешь от нее большего, чем она даст тебе, а может быть, и наоборот. То, что
Игра сопряжена с опасностями, несомненно. Потому-то мы и любим ее, в
безопасный путь посылают только слабых. Но никогда не забывай того, что я
столько раз говорил тебе: наше назначение -- правильно понять
противоположности, то есть сперва как противоположности, а потом как полюсы
некоего единства. Так же обстоит дело и с игрой в бисер. Художнические
натуры влюблены в эту игру, потому что в ней можно фантазировать; строгие
специалисты презирают ее -- да и многие музыканты тоже, -- потому что у нее
нет той степени строгости в самом предмете, какой могут достигнуть отдельные
науки. Что ж, ты узнаешь эти противоположности и со временем обнаружишь, что
это противоположности субъектов, а не объектов, что, например, фантазирующий
художник избегает чистой математики или логики не потому, что что-то знает о
ней и мог бы сказать, а потому, что инстинктивно склоняется в какую-то
другую сторону. По таким инстинктивным и сильным склонностям и антипатиям ты
можешь безошибочно распознать душу мелкую. На самом деле, то есть в большой
душе и высоком уме, этих страстей нет. Каждый из нас лишь человек, лишь
попытка, лишь нечто куда-то движущееся. Но двигаться он должен туда, где
находится совершенство, он должен стремиться к центру, а не к периферии.
Запомни: можно быть строгим логиком или грамматиком и при этом быть полным
фантазии и музыки. Можно быть музыкантом или заниматься игрой в бисер и при
этом проявлять величайшую преданность закону и порядку. Человек, которого мы
имеем в виду и который нам нужен, стать которым -- наша цель, мог бы в любой
день сменить свою науку или свое искусство на любые другие, у него в игре в
бисер засверкала бы самая кристальная логика, а в грамматике -- самая
творческая фантазия. Такими и надо нам быть, надо, чтобы нас можно было в
любой час поставить на другой пост и это не вызывало бы у нас ни
сопротивления, ни смущения.
-- Пожалуй, я понял, -- сказал Кнехт. -- Но разве те, кому свойственны
такие сильные пристрастия и антипатии, не обладают просто более страстной
натурой, а другие просто более спокойной и мягкой?
-- Кажется, что это так, но это не так, -- засмеялся мастер. -- Чтобы
все уметь и всему отдать должное, нужен, конечно, не недостаток душевной
силы, увлеченности и тепла, а избыток. |