Она
рослая и широкоплечая, с крутыми плечами; шея и грудь у нее роскошны; цвет
кожи смугло-желтый, цвет волос черный, как тушь, и волос ужасно много,
достало бы на две куафюры. Глаза черные, белки глаз желтоватые, взгляд
нахальный, зубы белейшие, губы всегда напомажены; от нее пахнет мускусом.
Одевается она эффектно, богато, с шиком, но с большим вкусом. Ноги и руки
удивительные. Голос ее - сиплый контральто. Она иногда расхохочется и при
этом покажет все свои зубы, но обыкновенно смотрит молчаливо и нахально - по
крайней мере при Полине и при Марье Филипповне. (Странный слух: Марья
Филипповна уезжает в Россию.) Мне кажется, m-lle Blanche безо всякого
образования, может быть даже и не умна, но зато подозрительна и хитра. Мне
кажется, ее жизнь была-таки не без приключений. Если уж говорить все, то
может быть, что маркиз вовсе ей не родственник, а мать совсем не мать. Но
есть сведения, что в Берлине, где мы с ними съехались, она и мать ее имели
несколько порядочных знакомств. Что касается до самого маркиза, то хоть я и
до сих пор сомневаюсь, что он маркиз, но принадлежность его к порядочному
обществу, как у нас, например, в Москве и кое-где и в Германии, кажется, не
подвержена сомнению. Не знаю, что он такое во Франции? говорят, у него есть
шато. Я думал, что в эти две недели много воды уйдет, и, однако ж, я все еще
не знаю наверно, сказано ли у m-lle Blanche с генералом что-нибудь
решительное? Вообще все зависит теперь от нашего состояния, то есть от того,
много ли может генерал показать им денег. Если бы, например, пришло
известие, что бабушка не умерла, то я уверен, m-lle Blanche тотчас бы
исчезла. Удивительно и смешно мне самому, какой я, однако ж, стал сплетник.
О, как мне все это противно! С каким наслаждением я бросил бы всех и всь! Но
разве я могу уехать от Полины, разве я могу не шпионить кругом нее?
Шпионство, конечно, подло, но - какое мне до этого дело!
Любопытен мне тоже был вчера и сегодня мистер Астлей. Да, я убежден,
что он влюблен в Полину! Любопытно и смешно, сколько иногда может выразить
взгляд стыдливого и болезненно-целомудренного человека, тронутого любовью, и
именно в то время, когда человек уж, конечно, рад бы скорее сквозь землю
провалиться, чем что-нибудь высказать или выразить, словом или взглядом.
Мистер Астлей весьма часто встречается с нами на прогулках. Он снимает шляпу
и проходит мимо, умирая, разумеется, от желания к нам присоединиться. Если
же его приглашают, то он тотчас отказывается. На местах отдыха, в воксале,
на музыке или пред фонтаном он уже непременно останавливается где-нибудь
недалеко от нашей скамейки, и где бы мы ни были: в парке ли, в лесу ли, или
на Шлангенберге, - стоит только вскинуть глазами, посмотреть кругом, и
непременно где-нибудь, или на ближайшей тропинке, или из-за куста, покажется
уголок мистера Астлея. Мне кажется, он ищет случая со мной говорить
особенно. Сегодня утром мы встретились и перекинули два слова. Он говорит
иной раз как-то чрезвычайно отрывисто. |