Изменить размер шрифта - +

     Я подозреваю, что у него  вчера  вечером  вышла  с  французом  какая-то
жаркая контра. Они долго и с жаром говорили  о  чем-то,  запершись.  Француз
ушел как будто чем-то раздраженный, а сегодня рано утром  опять  приходил  к
генералу - и, вероятно, чтоб продолжать вчерашний разговор.
     Выслушав о моем проигрыше, француз едко и даже злобно заметил мне,  что
надо было быть благоразумнее. Не  знаю,  для  чего  он  прибавил,  что  хоть
русских и много играет,  но,  по  его  мнению,  русские  даже  и  играть  не
способны.
     - А по моему мнению, рулетка только и создана для русских, - сказал  я,
и когда француз на мой отзыв презрительно усмехнулся, я заметил ему, что, уж
конечно, правда на моей  стороне,  потому  что,  говоря  о  русских  как  об
игроках, я гораздо более ругаю их, чем хвалю, и что мне, стало  быть,  можно
верить.
     - На чем же вы основываете ваше мнение? - спросил француз.
     - На том, что в катехизис  добродетелей  и  достоинств  цивилизованного
западного человека вошла исторически и чуть ли не  в  виде  главного  пункта
способность  приобретения  капиталов.  А  русский  не  только  не   способен
приобретать капиталы, но даже и расточает их как-то зря и безобразно. Тем не
менее нам, русским, деньги тоже нужны, - прибавил я,  -  а  следственно,  мы
очень рады и очень падки на такие способы, как например рулетки,  где  можно
разбогатеть вдруг, в два часа, не трудясь. Это нас очень  прельщает;  а  так
как мы и играем зря, без труда, то и проигрываемся!
     - Это отчасти справедливо, - заметил самодовольно француз.
     -  Нет,  это  несправедливо,  и  вам  стыдно  так  отзываться  о  своем
отечестве, - строго и внушительно заметил генерал.
     - Помилуйте, - отвечал я ему, - ведь, право, неизвестно еще, что  гаже:
русское ли безобразие или немецкий способ накопления честным трудом?
     - Какая безобразная мысль! - воскликнул генерал.
     - Какая русская мысль! - воскликнул француз.
     Я смеялся, мне ужасно хотелось их раззадорить.
     - А я лучше захочу  всю  жизнь  прокочевать  в  киргизской  палатке,  -
вскричал я, - чем поклоняться немецкому идолу.
     - Какому идолу? - вскричал генерал, уже начиная серьезно сердиться.
     - Немецкому способу накопления богатств. Я здесь недолго, но, однако ж,
все-таки, что я здесь успел подметить и проверить, возмущает  мою  татарскую
породу. Ей богу, не хочу таких добродетелей! Я здесь успел уже вчера  обойти
верст на десять кругом. Ну, точь-в-точь то же самое, как  в  нравоучительных
немецких книжечках с картинками: есть здесь везде у них в каждом  доме  свой
фатер10, ужасно добродетельный и необыкновенно честный.  Уж  такой  честный,
что подойти к нему  страшно.  Терпеть  не  могу  честных  людей,  к  которым
подходить страшно. У каждого эдакого фатера есть семья, и по вечерам все они
вслух поучительные книги читают. Над домиком шумят  вязы  и  каштаны.  Закат
солнца, на крыше аист, и все  необыкновенно  поэтическое  и  трогательное.
Быстрый переход