Меня тянет опять к перу; да иногда и совсем делать нечего по вечерам.
Странно, для того чтобы хоть чем нибудь заняться, я беру в здешней паршивой
библиотеке для чтения романы Поль де Кока (в немецком переводе!), которых я
почти терпеть не могу, но читаю их и - дивлюсь на себя: точно я боюсь
серьезною книгою или каким-нибудь серьезным занятием разрушить обаяние
только что минувшего. Точно уж так дороги мне этот безобразный сон и все
оставшиеся по нем впечатления, что я даже боюсь дотронуться до него
чем-нибудь новым, чтобы он не разлетелся в дым! Дорого мне это все так, что
ли? Да, конечно, дорого; может, и через сорок лет вспоминать буду...
Итак, принимаюсь писать. Впрочем, все это можно рассказать теперь
отчасти и покороче: впечатления совсем не те...
---
Во-первых, чтоб кончить с бабушкой. На другой день она проигралась вся
окончательно. Так и должно было случиться: кто раз, из таких, попадается на
эту дорогу, тот - точно с снеговой горы в санках катится, все быстрее и
быстрее. Она играла весь день до восьми часов вечера; я при ее игре не
присутствовал и знаю только по рассказам.
Потапыч продежурил при ней в воксале целый день. Полячки', руководившие
бабушку, сменялись в этот день несколько раз. Она начала с того, что
прогнала вчерашнего полячка, которого она драла за волосы, и взяла другого,
но другой оказался почти что еще хуже. Прогнав этого и взяв опять первого,
который не уходил и толкался во все это время изгнания тут же, за ее
креслами, поминутно просовывая к ней свою голову, - она впала наконец в
решительное отчаяние. Прогнанный второй полячок тоже ни за что не хотел
уйти; один поместился с правой стороны, а другой с левой. Все время они
спорили и ругались друг с другом за ставки и ходы, обзывали друг друга
"ла'йдаками" и прочими польскими любезностями, потом опять мирились, кидали
деньги без всякого порядка, распоряжались зря. Поссорившись, они ставили
каждый с своей стороны, один, например, на красную, а другой тут же на
черную. Кончилось тем, что они совсем закружили и сбили бабушку с толку, так
что она наконец чуть не со слезами обратилась к старичку круперу с просьбою
защитить ее, чтоб он их прогнал. Их действительно тотчас же прогнали,
несмотря на их крики и протесты: они кричали оба разом и доказывали, что
бабушка им же должна, что она их в чем-то обманула, поступила с ними
бесчестно, подло. Несчастный Потапыч рассказывал мне все это со слезами в
тот самый вечер, после проигрыша, и жаловался, что они набивали свои карманы
деньгами, что он сам видел, как они бессовестно воровали и поминутно совали
себе в карманы. Выпросит, например, у бабушки за труды пять фридрихсдоров и
начнет их тут же ставить на рулетке, рядом с бабушкиными ставками. |