Думаю, что виновато было тут отчасти и ее тщеславие: тщеславие подсказало ей
не поверить мне и оскорбить меня, хотя все это представлялось ей, может
быть, и самой неясно. В таком случае я, конечно, ответил за Де-Грие и стал
виноват, может быть, без большой вины. Правда, все это был только бред;
правда и то, что я знал, что она в бреду, и... не обратил внимания на это
обстоятельство. Может быть, она теперь не может мне простить этого? Да, но
это теперь; но тогда, тогда? Ведь не так же сильны были ее бред и болезнь,
чтобы она уж совершенно забыла, что делает, идя ко мне с письмом Де-Грие?
Значит, она знала, что делает.
Я кое-как, наскоро, сунул все мои бумаги и всю мою кучу золота в
постель, накрыл ее и вышел минут десять после Полины. Я был уверен, что она
побежала домой, и хотел потихоньку пробраться к ним и в передней спросить у
няни о здоровье барышни. Каково же было мое изумление, когда от
встретившейся мне на лестнице нянюшки я узнал, что Полина домой еще не
возвращалась и что няня сама шла ко мне за ней.
- Сейчас, - говорил я ей, - сейчас только ушла от меня, минут десять
тому назад, куда же могла она деваться?
Няня с укоризной на меня поглядела.
А между тем вышла целая история, которая уже ходила по отелю. В
швейцарской и у обер-кельнера перешептывались, что фрейлейн утром, в шесть
часов, выбежала из отеля, в дождь, и побежала по направлению к hotel
d'Angleterre. По их словам и намекам я заметил, что они уже знают, что она
провела всю ночь в моей комнате. Впрочем, уже рассказывалось о всем
генеральском семействе: стало известно, что генерал вчера сходил с ума и
плакал на весь отель. Рассказывали при этом, что приезжавшая бабушка была
его мать, которая затем нарочно и появилась из самой России, чтоб воспретить
своему сыну брак с m-lle de Cominges, а за ослушание лишить его наследства,
и так как он действительно не послушался, то графиня, в его же глазах,
нарочно и проиграла все свои деньги на рулетке, чтоб так уже ему и не
доставалось ничего. "Diese Russen!"65 - повторял обер-кельнер с
негодованием, качая головой. Другие смеялись. Обер-кельнер готовил счет. Мой
выигрыш был уже известен; Карл, мой коридорный лакей, первый поздравил меня.
Но мне было не до них. Я бросился в отель d'Angleterre. --------
65 - Эти русские! (нем.).
Еще было рано; мистер Астлей не принимал никого; узнав же, что это я,
вышел ко мне в коридор и остановился предо мной, молча устремив на меня свой
оловянный взгляд, и ожидал: что я скажу? Я тотчас спросил о Полине.
- Она больна, - отвечал мистер Астлей, по-прежнему смотря на меня в
упор и не сводя с меня глаз.
- Так она в самом деле у вас?
- О да, у меня.
- Так как же вы... вы намерены ее держать у себя?
- О да, я намерен. |