Изменить размер шрифта - +

Думаю, что виновато было тут отчасти и ее тщеславие: тщеславие подсказало ей
не поверить мне и оскорбить меня, хотя  все  это  представлялось  ей,  может
быть, и самой неясно. В таком случае я, конечно, ответил за Де-Грие  и  стал
виноват, может быть, без большой вины. Правда,  все  это  был  только  бред;
правда и то, что я знал, что она в бреду, и... не обратил  внимания  на  это
обстоятельство. Может быть, она теперь не может мне простить этого?  Да,  но
это теперь; но тогда, тогда? Ведь не так же сильны были ее бред  и  болезнь,
чтобы она уж совершенно забыла, что делает, идя ко мне  с  письмом  Де-Грие?
Значит, она знала, что делает.
     Я кое-как, наскоро, сунул все мои  бумаги  и  всю  мою  кучу  золота  в
постель, накрыл ее и вышел минут десять после Полины. Я был уверен, что  она
побежала домой, и хотел потихоньку пробраться к ним и в передней спросить  у
няни  о  здоровье  барышни.  Каково  же  было  мое   изумление,   когда   от
встретившейся мне на лестнице нянюшки я  узнал,  что  Полина  домой  еще  не
возвращалась и что няня сама шла ко мне за ней.
     - Сейчас, - говорил я ей, - сейчас только ушла от  меня,  минут  десять
тому назад, куда же могла она деваться?
     Няня с укоризной на меня поглядела.
     А между тем вышла  целая  история,  которая  уже  ходила  по  отелю.  В
швейцарской и у обер-кельнера перешептывались, что фрейлейн утром,  в  шесть
часов, выбежала из отеля,  в  дождь,  и  побежала  по  направлению  к  hotel
d'Angleterre. По их словам и намекам я заметил, что они уже знают,  что  она
провела всю  ночь  в  моей  комнате.  Впрочем,  уже  рассказывалось  о  всем
генеральском семействе: стало известно, что генерал вчера  сходил  с  ума  и
плакал на весь отель. Рассказывали при этом, что  приезжавшая  бабушка  была
его мать, которая затем нарочно и появилась из самой России, чтоб воспретить
своему сыну брак с m-lle de Cominges, а за ослушание лишить его  наследства,
и так как он действительно не послушался,  то  графиня,  в  его  же  глазах,
нарочно и проиграла все свои деньги на  рулетке,  чтоб  так  уже  ему  и  не
доставалось  ничего.   "Diese   Russen!"65   -   повторял   обер-кельнер   с
негодованием, качая головой. Другие смеялись. Обер-кельнер готовил счет. Мой
выигрыш был уже известен; Карл, мой коридорный лакей, первый поздравил меня.
Но мне было не до них. Я бросился в отель d'Angleterre. --------
     65 - Эти русские! (нем.).
     Еще было рано; мистер Астлей не принимал никого; узнав же, что  это  я,
вышел ко мне в коридор и остановился предо мной, молча устремив на меня свой
оловянный взгляд, и ожидал: что я скажу? Я тотчас спросил о Полине.
     - Она больна, - отвечал мистер Астлей, по-прежнему  смотря  на  меня  в
упор и не сводя с меня глаз.
     - Так она в самом деле у вас?
     - О да, у меня.
     - Так как же вы... вы намерены ее держать у себя?
     - О да, я намерен.
Быстрый переход