Каждое утро после душа она рассматривала себя в зеркале со смесью гордости и печали.
– Будет ещё хуже, – утешил её Джек в то утро, входя в ванную.
– Спасибо, Джек, – ответила она. – Это так приятно слышать.
– Ты хоть ноги‑то свои видишь?
– Нет. Зато я их чувствую. Распухли. И ступни, и лодыжки.
– Что касается меня, то ты выглядишь великолепно, – сказал он, обнимая её сзади так, чтобы руки пришлись на её живот.
– Тебе‑то что!
Ему показалось, что она чуть улыбнулась. Приглашение. Он сместил руки чуть повыше, чтобы проверить, так ли это.
– Ой! – поёжилась она. – Тут слишком чувствительно.
– Извини, – чуть отпрянул он. – Уже какие‑то перемены там?
– Ты только что заметил? – улыбнулась она. – Извини, что…
– А я что? Разве я жалуюсь? Ты всегда на отлично. Ну, сейчас, может чуть‑чуть не совсем, да и то только в одном смысле.
– Ох уж мне этот профессор! – улыбнулась Кэти.
– Ты сегодня как‑то особенно хороша. Прямо сияешь вся.
– Сияй не сияй, а надо на работу, Джек, – сказала она. Но Джек объятий не ослабил. – Надо одеваться… Не сейчас – ты, старый развратник!..
– Почему?
– Потому что через три часа у меня операция, а тебе пора в твой шпионский город.
И всё же она стояла, не в силах уйти. Не так уж часто им удавалось побыть наедине.
– Сегодня мне туда не надо. У меня семинар в Академии. Я думаю, в Академии отчасти сердиты на меня, – сказал он, глядя на отражение Кэти в зеркале. Глаза её были закрыты. – К чёрту Академию!.. Боже, как я люблю тебя!
– Вечером, Джек.
– Обещаешь?
– О'кей, ты меня поймал на слове. А теперь… – она взяла его за руки и сместила их ниже, прижав к животу. Ребёнок там, во тьме своей тёмной и тесной клетки, лягался и ворочался.
– Ого, – сказал Джек. – И как ты все это выносишь?
– Нормально. Кроме ночей, когда он не даёт мне заснуть или когда начинает лягаться во время больничных процедур.
– Салли тоже так безобразничала?
– Нет, она была поспокойней… Ну, ладно – пора одеваться.
– О'кей, – он поцеловал её в шею.
За завтраком она увидела, что лицо его как‑то посерьёзнело.
– Тебя что‑то беспокоит? – спросила она, догадываясь, что мысли его уже далеко. – Могу я чем‑то помочь?
– Мне, по правде сказать, нельзя говорить об этих вещах. – Это, конечно, надо было сделать, но удовольствия от этого мало.
– Те, которые?..
– Нет, не они. Если бы это были они… – взглянул он ей в глаза. – Если бы это были они, я был бы сплошной улыбкой. Но в общем‑то, у нас есть сдвиг. ФБР… Я не должен бы говорить этого, и пусть это останется между нами… Они нашли автомат. Это может оказаться важным, хотя полной уверенности у нас ещё нет. И ещё… Нет, извини, я не могу говорить об этом. Хотелось бы рассказать тебе, да нельзя. Извини.
– Ты не сделал ничего такого, что тебя мучает?
Лицо его изменилось при этом вопросе.
– Нет. То есть сперва мне показалось, что да… Помнишь тот случай, когда тебе пришлось удалить одной пациентке глаз? Это было необходимо, но все равно на душе у тебя было тяжко. То же самое и у меня.
– Джек, я верю в тебя. Я уверена, что все, что ты делаешь, правильно.
– Спасибо. А то порой меня одолевают сомнения. |