Защитники находились справа от Райана – в чёрных мантиях и жабо. На головах тоже парики, но поменьше, чем у судьи. Все это создавало какую‑то религиозную атмосферу, и Райан, произнося слова присяги, чувствовал себя не слишком спокойно.

Прокурор Вильям Ричардс был ровесником Райана, да и сложением походил на него. Он начал с обычных вопросов: имя, профессия, место жительства, когда прибыли в страну и с какой целью? Когда дошло дело до вопросов о стрельбе, Райан, не глядя, понял, что зал охватило общее волнение.

– Доктор Райан, можете вы описать то, что произошло потом?

На это у Райана ушло минут десять. Он стоял лицом к присяжным и старался не смотреть на них.

Казалось бы, чего ему тут бояться, но именно это чувство он испытывал.

Рассказывая о событиях того дня, он смотрел поверх их голов – на деревянные панели. Он снова переживал все случившееся, и к концу рассказа сердце его колотилось быстрее обычного.

– Доктор Райан, можете вы опознать человека, которого вы сбили с ног? – наконец спросил Ричардс.

– Да, сэр. Это подсудимый. Вот он, – указал Райан. Только теперь Райан действительно рассмотрел его. Его звали Син Миллер – не такое уж ирландское имя, с точки зрения Райана. Ему было двадцать шесть лет, он был невысок, худ, в аккуратном костюме и при галстуке. Когда Райан указал на него, он как раз улыбался кому‑то на галерее – какому‑нибудь родственнику, вероятно. Все эти недели Райан думал о том, что же это за человек, задумавший и осуществивший такое преступление. Какие именно качества отличают его от большинства цивилизованных людей? Какие качества могут позволить совершить такое?

Худощавое, в рытвинах от прыщей лицо, было совершенно нормальным. Он вполне мог сойти за мелкого служащего любой конторы. Отец Райана всю жизнь имел дело с преступниками, но для Райана они оставались загадочными существами. «Чем он отличаешься от других? Что делает его таким, какой он есть?» – снова и снова задавал себе эти вопросы Райан. Его так и тянуло спросить Миллера об этом, хотя он и знал, что, даже если и получит ответ, вопрос все равно останется неразрешённым. Тогда он посмотрел в глаза Миллера. Он хотел там найти… проблеск человечности что ли – нечто подтверждающее, что перед ним действительно человеческое существо, другое, отличное от него, но в сущности такое же. Прошло каких‑то две секунды, но ему они показались долгими – он все смотрел и смотрел в эти блекло‑серые глаза и увидел там… Пустоту. Абсолютную пустоту. И тогда Джек начал что‑то понимать.

– Запишите, – обратился судья к стенографисту, – что свидетель опознал подсудимого Сина Миллера.

– Благодарю вас, сэр, – закончил свою часть допроса Ричардс.

Райан воспользовался моментом и высморкался. Он обзавёлся насморком на прошлой неделе.

– Вам удобно, доктор Райан? – спросил судья. И Джек сообразил, что стоит, навалившись всем телом на кафедру.

– Простите, сэр. Этот гипс…

– Бейлиф – стул для свидетеля, – распорядился судья. Судебный пристав принёс стул – самый обычный, деревянный, – и Райан сел. Чего ему действительно не хватало, так это крючка, чтобы подвесить левую руку. В общем, он более или менее уже привык к тяжести гипса, но постоянный зуд под этим панцирем просто сводил его с ума, и ничего нельзя было с этим поделать.

Со своего места поднялся адвокат – движения его были отработанно изящны.

Это был Чарльз Аткинсон, более известный как Красный Чарли, поскольку он любил выступать защитником по делам радикалов.