Ничего добрее этих слов он в жизни не слыхал. Возможно, аристократизм это в большей степени образ мыслей, нежели конституция. Его бы тестю поучиться этому, подумал он. Его тестю вообще многому тут надо было бы поучиться.

Три часа спустя он наконец оказался в комнате, отведённой им с женой.

Справа к спальне примыкала гостиная. Постель была уже постелена. Он распустил галстук, расстегнул пуговицы на воротнике рубашки и издал долгий вздох облегчения.

– А ты ведь не шутила насчёт превращения тыквы в карету.

– Я знаю, – сказала Кэти.

Она погасила ночник. Только свет далёких уличных фонарей просачивался сквозь тяжёлые оконные занавеси. В полумраке белело платье Кэти, но лица не было видно, угадывался лишь рот да блестели глаза. Все прочее было в его памяти. Он обнял её здоровой рукой, проклиная гипсовую клешню, не дававшую ему обнять Кэти покрепче. Она положила голову ему на плечо, и щека его ощутила мягкость её волос. Минуты две они стояли молча. Быть вместе в ночной тиши – это было так много.

– Люблю тебя, детка.

– Как ты себя чувствуешь, Джек? – в этом вопросе было нечто большее, чем обычно.

– Неплохо. Я вполне отдохнул. Плечо не так уж болит теперь. Если что – аспирин помогает.

Это было оптимистическим преувеличением, но Джек уже притерпелся к боли.

Она сняла с него пиджак и взялась за рубашку.

– Я и сам могу.

– Замолчи, Джек. Я не намерена ждать всю ночь, пока ты разденешься.

Он услышал, как протяжно жикнула молния на её платье.

– Помочь тебе? – спросил он. В темноте раздался смех.

– Мне это платье ещё понадобится. И будь поосторожней со своей рукой.

– Я пока ещё никого ею не пришиб.

– Ну и отлично. Так и впредь действуй.

Шорох шелка. Она взяла его за руку.

– Иди сюда, сядь.

Он сел на край кровати – Кэти рядом. Он обнял её за талию и скользнул дальше, к животу. «Да, – подумал он, – это тут. Растёт прямо сейчас, пока мы сидим здесь. Поистине – есть Бог и есть чудеса на этом свете».

– Надо же, – нежно сказал он, – у нас будет ребёнок.

Кэти провела рукой по его лицу.

– Да. Поэтому мне нельзя больше пить, особенно после сегодняшнего вечера.

Но сегодня мне хотелось попраздновать.

– Я правда люблю тебя.

– Я знаю, – сказала она. – Откинься назад.

Глава 5

СУДЫ И ТРЕВОГИ

Райан сидел на мраморной скамье возле судебного зала номер два в Олд Бейли. Предварительный опрос свидетелей шёл уже два часа. Он пытался было поработать с компьютером, но не мог сосредоточиться и в какой‑то момент обнаружил, что просто глазеет по сторонам.

Охрана в тот день была усилена. Снаружи у всех на виду было расставлено множество полицейских, другие – в форме и в штатском – расположились по ту сторону Ньюгейт‑стрит на крышах домов, словно коршуны, высматривающие зайцев.

«С той разницей, что зайцы не бегают с автоматами и базуками», – подумал Райан.

Каждый, кто входил в здание суда, проверялся детектором, столь чувствительным, что он реагировал даже на фольгу в пачке сигарет. И чуть ли не всех обыскивали.

Не избежал этого и Райан, причём дотошная бесцеремонность всех этих касаний‑похлопываний настолько его поразила, что он заметил шмональщику, что для первого свидания тот зашёл слишком далеко. Посторонние допущены в Большой зал не были. Слушание менее важных дел перенесли в прочие залы заседаний, дабы ничто не мешало процессу: Корона против Миллера.

Раньше Райану не приходилось бывать в суде.