– Похоже, он много читал, – сказал Кэррайт.

– Да, – Бэньон все еще просматривал книги: иногда он подносил их ближе к свету, чтобы получше разобрать заметки на полях. Такие книги редко встретишь у полисмена. Книги у среднего копа вообще большая редкость. Бэньон поставил их на место.

– Вы будете говорить с его женой? – спросил Кэррайт.

– Я бы этого очень хотел. Как она реагирует на смерть Дири?

– Просто на удивление! Великолепная женщина – никаких сцен, – он указал в сторону двери налево. – Сейчас она там. Она очень подавлена.

– Пожалуй, я пойду к ней, – сказал Бэньон и постучал.

– Войдите, – негромко послышалось оттуда.

Он отворил дверь и оказался в небольшой, очень опрятной комнате, обставленной иначе, чем комната Тома, но так же удобно. Освещалась она двумя торшерами. Миссис Дири сидела на софе, положив руки на колени. Она повернула голову к вошедшему и чуть заметно улыбнулась.

– Пожалуйста, проходите. Не извиняйтесь, я знаю, что это ваша работа, иначе вы не можете.

– Благодарю вас, – Бэньон опустился на самый большой стул. – Я недолго вас задержу, миссис Дири. Моя фамилия Бэньон. Дэв Бэньон. Вашего мужа я знал по службе.

Миссис Дири внимательно слушала, склонив голову набок. Казалось, она не желала упустить ни слова из сказанного Бэньоном.

– Я знаю, Тома очень любили, – прошептала она.

– Не расскажете ли вы мне, что здесь произошло сегодня вечером?

– Разумеется. Том вернулся со своего участка около шести, как и всегда. Мы поужинали, и он пошел в кабинет. Я убрала со стола и занялась стряпней на завтра. Потом вернулась в комнату и включила радио.

В то время, как ее тихий приятный голос наполнял комнату, Бэньон попытался составить себе мнение о ней и об этом опрятном маленьком мире, в котором жил и умер Томас Фрэнсис Дири. Если она будет на твоей стороне, у тебя очень важный свидетель, сказал он себе. Миссис Дири – умная и достаточно сильная женщина, чтобы держать себя в руках. Хрупкая, изящная, она, видимо, очень за собой следила. У нее были пепельные волосы, чистая, гладкая кожа и красивые глубокие глаза. В ее обручальном кольце сверкал маленький бриллиант. Все в ней и все, что ее окружало, дышало необыкновенной опрятностью и порядком. Черные туфли блестели, как зеркало, на чулках не было ни складочки, лак на ногтях и краска на ресницах лежали так, будто она занималась этим последние пятнадцать минут, и притом весьма тщательно. «А вдруг так оно и было?» – с внезапным раздражением подумал Бэньон.

– Я услышала выстрел и на какое то мгновение – на одну две секунды – совершенно оцепенела. Я была настолько поражена, что не могла и двинуться с места, – миссис Дири провела кончиком языка по пересохшим губам и посмотрела на свои тонкие белые руки. – Я позвала его, но он не откликнулся. Когда я вошла в комнату, он лежал на полу. Мертвый. Тогда я позвонила в полицию...

– Для вас это страшное несчастье... Скажите, вы не замечали в Томе за последнее время каких нибудь изменений, озабоченности? Не был ли он чем нибудь особенно огорчен?

– Нет, этого я сказать не могу. Я уже говорила вашему коллеге, что Дири был озабочен своим здоровьем. Ничего другого я не замечала. Тяжелых проблем ему решать не приходилось. Денег нам хватало: пусть их было немного, но у нас с Томом запросы невелики. За последнее время мы даже сумели сделать некоторые сбережения. Только три четыре месяца назад он начал жаловаться на боли в левом боку.