– Не очень то на это похоже! Как она сегодня ложилась спать?

– Как всегда, целая морока. – Кэт поднялась, чтобы перевернуть мясо. Она была очень высокая, рыжеволосая, с глубокими темно синими глазами. Она не была красавицей, но все сходилось на том, что Кэт очень привлекательна.

– Конечно, – продолжала она рассказывать, – ей три раза понадобилось в туалет, потом я должна была рассказать ей сказку, потом ей захотелось воды; больше ей в голову ничего не пришло, и она уснула. Ты ведь знаешь: днем она ангел, но только приходит время ложиться спать, тут ей сам черт не брат.

Бэньон любовался счастливым лицом жены.

– Знаешь, Кэт, в книге написано, что нужно быть непреклонным и не терять терпения. Ты так уже пробовала?

– В книге! Книга твоя очень мудрая, только все это теория. Может, автор и большой специалист по воспитанию детей, но нашей то Бриджит он не знает!

После ужина Дэв сидел в комнате и перелистывал газету. Он был в удивительном состоянии, словно радость его была незаслуженна. Дело было не в ужине, не в виски и не в уютной комнате – он огляделся. На радио сидела кукла Бриджит, ее игрушки и книжки разбросаны по всей комнате. Кэт забилась в угол дивана, который срочно нуждался в новой обивке. Свет торшера мягко освещал ее золотистые волосы и длинные стройные ноги.

Он опять уткнулся в газету; на третьей странице было помещено сообщение о самоубийстве Тома Дири и тут же его фотография. Он читал заметку и вспоминал человека, лежащего на полу посреди чистой, красиво убранной комнаты; вспоминал его жену и ее необъяснимую невозмутимость при известии о столь неожиданной кончине мужа. Отложил газету в сторону, закурил сигарету. Дири читал книги о путешествиях, делал заметки на полях – как странно!

Бэньон бросил взгляд на свой книжный шкаф. Вот стоят они, его книги, знакомые ему, как любой из карманов. Он предпочитает философов. Разве мир идей беднее описания чужих стран или незнакомых нравов?

И почему только так получается, что один читает книги о путешествиях, а другой – о философии? Где же разница, между исследованиями духовными и исследованиями текущего дня? Может быть, читателю все равно, что читать – то ли мелочи дня, то ли чудеса мирозданья? Нет, все таки не совсем, а что бы сказал Дири? И не только поэтому! Сколько вопросов возникло вместе с добровольной смертью одного из друзей...

Кэт, которая заметила, как он щурится на книжный шкаф, спросила:

– Ты сегодня еще будешь читать?

– Пожалуй, нет. Может быть, минут двадцать.

– Ну и что это будет? Спиноза или... ну, как там называют этого великого немца?

– О ком ты говоришь, о Канте?

– Да, мне кажется, о Канте, – прошептала Кэт. – Как это мило, что я говорю с тобой, не зная, слушаешь ты меня или нет.

– Что?.. Ну, да... Конечно... – он поглядел на нее с улыбкой. – Слушай, Кэт, ты притворяешься... Ты запомнила его фамилию... Что же ждет меня впереди?

Она сделала гримасу:

– Фамилии я выучиваю, когда прохожусь по ковру с пылесосом. Это не из за тебя...

– А я убежден, что, как только я выхожу за двери, ты бросаешься к книжкам, – он снова заслонился газетой и подумал о том, что жена Тома Дири не знала даже, что читал ее муж, чем интересовался. Но в этом не было намека на их отношения с Кэт.

– Дэв, – спросила она, – тебе мало философии, которую ты получил в колледже?

– Тогда мне казалось, – вздохнул он, – что ее даже чересчур, мне тогда больше нравился футбол. А теперь...

Зазвонил телефон.

– Сейчас, в это время? – возмутилась Кэт.