Вот незадача! Кто‑то позвонил в феврале и попросил переадресовать подписку.
– А‑а. – Я лихорадочно думала. – Моему дяде?
– То есть мистеру Пиму?
– А какой был адрес?
– Миднайт‑пасс‑роуд, шесть‑семь‑ноль‑пять, – ответил он, – правильно?
– Конечно. Наверное, он просто забыл, что внес изменения. Извините за беспокойство.
– Я искренне надеюсь, что здоровье вашего отца поправится, – сказал мужчина. – Пожалуйста, известите нас, если он снова захочет получать журнал.
Я поблагодарила его и распрощалась. Я так и не выяснила имени этого сотрудника «Журнала По», но он заново вселил в меня уверенность, что хорошие манеры не окончательно устарели. Мне жаль, что пришлось солгать ему.
ГЛАВА 16
Ирония системы моего образования отчасти проявилась в тот день, когда отец рассказывал мне о Джоне Дьюи[28] и прагматиках. Дьюи, говорил отец, полагал, что ученость проистекает из действия и поиска. Знание же вырастает из опыта и событий. Только много лет спустя я осознала, что все мое раннее обучение было пассивным, благодаря упорядоченной, предсказуемой, скучной жизни. С тех пор как я покинула Саратога‑Спрингс, мое обучение пошло куда активнее.
Маминому компьютеру понадобилась приблизительно минута, чтобы обнаружить Миднайт‑пасс‑роуд в Сиеста‑Ки, районе города Сарасота в штате Флорида, и еще минута, чтобы сообщить мне, что никакой Пим в телефонном справочнике по этой улице не значится. Но номер могли и не вносить в список, подумалось мне, или внесли на чье‑нибудь чужое имя.
Сарасота! Отец и впрямь был рабом привычки… если этот Пим и вправду мой папа. Так или иначе, я собиралась встретиться с ним и выяснить этот вопрос.
Надо было только сообразить, как лучше туда добраться и говорить или не говорить мае, что я уезжаю.
Я научилась ценить карты. Сарасота находилась недалеко, всего в сотне миль к югу от Хомосассы. Я могла бы добраться туда за пару‑тройку часов.
Почему тогда я валялась на полу в гостиной, поедая арахис на пару с любимой обезьяной? Я винила во всем жару и собственную инертность. Выйти наружу было все равно, что муравью перейти вброд миску с супом. В воздухе пахло перезрелыми фруктами, которые вот‑вот начнут гнить. Слишком жарко для каких бы то ни было действий, говорила я себе.
Но я знала, что истинная причина моих колебаний – вопрос, заданный мамой: «Что, если ты найдешь его, Ариэлла?»
И я помнила его слова, сказанные всего несколько месяцев назад: «Жизнь состоит из того, что люди уходят».
В тот вечер, моя вместе с мае посуду, я сказала:
– По‑моему, я знаю, где папа.
Мае позволила тарелке выскользнуть у нее из рук в мыльную воду, затем поймала ее и принялась намывать.
– Думаю, он в Сарасоте. – Я сполоснула последний стакан и поставила его на сушилку.
– Ему всегда там нравилось. – Мамин голос звучал тускло, бесстрастно. Я не могла разобрать ее мысли, только жужжание замешательства.
– Разумеется, я пока не уверена, что имя, которое я проследила, принадлежит ему. – Я взяла протянутую мне тарелку и сполоснула ее.
Она мыла следующую тарелку.
– Почему не позвонишь ему? – спросила она.
Я поведала ей о безуспешных поисках какого‑либо телефонного номера, принадлежащего мистеру Пиму.
– Пим. – Она вынула затычку, и мы смотрел и, как вода спиралью уходит в сток. – Так что ты предполагаешь делать теперь, Ариэлла?
Я‑то надеялась, что это она подскажет мне дальнейший путь.
– Думаю, я могла бы отправиться в Сарасоту. |