– Здесь ты уныния не найдешь. – Мама свернула в переулок. – И особо старого тоже. Ты говорила, дом шесть‑семь‑ноль‑пять?

Здание высилось перед нами, тринадцать этажей бледно‑розовой штукатурки. Называлось оно, согласно надписи на каменной плите, установленной посреди засаженной слоновой травой круглой клумбы, «Ксанаду».

Мы с мае переглянулись. Мы обе знали стихотворение Кольриджа и мысленно обменялись цитатами:

Возвесть в Ксанаду Кубла Хан

Дворец волшебный повелел.

Где Альф священный протекал,

Вниз, к морю, чрез пещеры храм,

Стремясь в людской удел.[29]

Оптимизма я не испытывала. Последним местом в мире, где бы я рассчитывала встретить отца, был флоридский кондоминиум под названием «Ксанаду». Вычурная поэма, предположительно написанная Кольриджем в судорогах опиумных галлюцинаций, была не во вкусе моего отца.

Но мама улыбалась.

– Помнишь, как там дальше: «Здесь под луною женщин рыданья нередки, // Что к демонам любовным взывают от тоски»? Ариэлла, если он действительно живет здесь, представляешь, как ему должно быть неловко.

Припарковав фургон, мы с мае сообразили, что понятия не имеем, где может находиться папа. Мы знали только номер дома. Задрав головы, мы уставились на безымянные балконы и окна. Такой проблемы я не предвидела – я воображала, что он живет в отдельном доме.

Некоторое время мы по очереди расспрашивали пересекающих пустую в основном парковку прохожих, не могут ли они помочь нам отыскать нашего друга мистера Пима. Но прохожие были весьма редки. Третий, к кому я обратилась, посмотрел на меня так подозрительно, что я ретировалась к фургону.

– Где все? – спросила я у мае.

– Дрозды улетели на север, – пояснила она. Это феномен Флориды. С наступлением мая многие дома пустеют.

Мы растянулись на сиденье, слушая радио. Джонни Кэш[30] исполнял песню под названием «Больно», микс на композицию «Найн‑инч нэйлс».[31] Я уже знала большую часть его вещей. Какие кнопки не нажимай на музыкальном автомате у Фло, играли там только Джонни Кэш и «Найн‑инч нэйлс».

– «Плану возвращения» требуется новая стратегия, – сказала я маме.

– Хм? – Она села и жестом попросила передать ей мой мобильник.

Она нажала какие‑то кнопки и попросила головной офис «Зеленого креста». Затем нажала еще что‑то и наконец, должно быть, дозвонилась.

– Где наш заказ? – произнесла она голосом, пугающе похожим на голос Мэри Эллис Рут. – Я звоню от имени мистера Пима, проживающего на Миднайт‑пасс‑роуд, Сиеста‑Ки, Флорида. – Она подмигнула мне. – Да? И где вы его оставили?

Спустя несколько секунд она заявила:

– Ну, его там нет. Да, хорошо бы. Мы на вас рассчитываем.

Она отключилась и вернула мне телефон.

– Квартира тысяча двести тридцать пять, – сказала она. – А завтра мистер Пим, или тот, кто там живет, получит повторную посылку неизвестно чего.

В ожидании лифта мама переминалась с ноги на ногу. Она откинула волосы со лба и издавала горлом странный звук (наполовину кашель, наполовину звук, который издает удивленная кошка). Раньше она при мне не нервничала. И теперь это меня нервировало. Я убрала волосы с шеи и перекидывала их туда‑сюда.

Лифт пришел пустой. У него были стеклянные стенки, и по мере подъема перед нами открывалась панорама Сарасоты и залива.

– Можем спуститься обратно, – сказала я.