Из моего окна я увидела в саду светлячков, и мне захотелось их потрогать.
– Значит, это были вы.
Он подошел ближе, и я обернулась к нему. Наверное, он был красив – гладкая кожа, большие глаза и высокий лоб. Но улыбка его казалась насмешливой, а в глазах читался циничный расчет. Я отошла к перилам.
– Я не ждал, что ты станешь благодарить меня, – сказал он. – Хотя это было бы мило с твоей стороны. Но не важно. Тебе и помимо этого есть за что меня благодарить, и немало. Я сделал твою семью такой, какая она есть.
– Оставь ее в покое. – В дверях стояла мама.
Он повернулся к ней и оглядел с ног до головы.
– Красивое платье, Сара. Скучала по мне?
– Оставь нас в покое. – Она шагнула к нам.
И тут появился отец. Я думала, что костюм у него черный, но теперь я разглядела тоненькие серебристые полоски.
– Вы так шумите, – сказал он, хотя на самом деле они говорили негромко. – Малкольм, тебе пора.
– Но у нас еще дело…
– Дело подождет. – Голос его, хотя и негромкий, звенел.
Малкольм взглянул на меня.
– Мы еще поговорим.
Папа шагнул вперед. Малкольм, ничего больше не сказав, удалился.
Отец сидел на замшевом диване, наклонившись вперед, уперев локти в колени и обхватив голову руками. Мы с мамой сидели на другом конце и наблюдали за ним.
Деннис и Рут оставили нас одних. Где‑то, должно быть, садилось солнце: окно наше выходило на восток, но свет снаружи начал тускнеть и несколько малиновых облаков неслись по небу.
В комнате не было ничего знакомого. Наверное, квартиру сняли уже с обстановкой. Стены были голые, но там и сям я замечала крюки от картин.
Когда папа наконец выпрямился, глаза его были темны, и я не могла прочесть его настроение.
– Что ж, – произнес он. – Все это очень сложно. С чего начать?
Я открыла рот, чтобы сказать: «С твоей „смерти“», – но мае опередила меня:
– Малкольм рассказывал тебе о том, как он увез меня?
Губы его дернулись. Он уставился на нее, слушая ее мысли.
Я тоже их слышала. Она рассказывала ему о ночи, когда родилась я, о Деннисе, помогавшем загрузить ее в машину Малкольма, о доме в Катскиллских горах и обо всем, что за этим последовало.
Он слушал. Когда она закончила, вид у него был такой, будто он сейчас опять схватится за голову.
– Это еще хуже, чем я думал. – Слова прозвучали тем жестче, что были произнесены бесстрастным тоном.
– Но ведь лучше знать? – Мае подалась вперед. Падавший с потолка свет играл на ее длинных волосах.
Я не упоминала, как здорово было видеть их в одной комнате, даже при том, что они не были… как бы это выразить? Не были вместе. Разумеется, я лелеяла слащавую фантазию о том, как они обнимутся, и все годы отчуждения отпадут сами собой. Я не верила, что это произойдет на самом деле, но много раз позволяла себе помечтать.
Но пусть я не могла читать в его глазах, я ощущала, что папины чувства глубоки.
Он перевел взгляд с мамы на меня.
– Думаю, – сказал он, – нам неплохо бы поужинать.
ГЛАВА 17
Мы сидели в ресторане под названием «У Офелии» в паре кварталов от «Ксанаду». Ели устриц, красную рыбу и пили при свечах красное вино. В нескольких футах от нас плескался залив Сарасота. Наверное, мы хорошо смотрелись: изысканно одетая, красивая американская семья.
Наш официант так и сказал.
– Особый случай? – спросил он, когда папа заказал вино. – Какая красивая семья.
Знай он, о чем мы думаем – или что мы такое, – он бы поднос уронил. |