Первым нас заметил Деннис. Пока он поворачивался к нам, обернулись и остальные. Взгляд отца вспыхнул при виде меня, но сделался удивленным и мягким, когда он взглянул на мае. Если меня и ждали, то ее уж точно нет. Я затаила дыхание, наблюдая, как он смотрит на нее.

Третьего мужчину я не знала. Он был высок и светловолос, в льняном костюме цвета ржавчины и улыбался так, словно был чрезвычайно доволен собой. Стоявшая рядом со мной мама вдруг показалась выше и тверже.

Незнакомец поднялся.

Мы встречались, но не были официально представлены друг другу, – обратился он ко мне. Он подошел и протянул мне руку.

– Я Малкольм.

Его тон и улыбка казались искусственными, придуманными, чтобы производить впечатление. Я поняла, что видела его раньше, и спустя секунду вспомнила где: это был тот самый человек, который сидел в баре «Дома маршала» в Саванне, поливая пикардо.

Я не приняла его руки.

Он пожал плечами и убрал ее. Затем кивнул моей матери, повернулся к Рут и забрал у нее пакет. Я углядела внутри горлышки двух бутылок пикардо.

– Если принесете лед, я смешаю напитки, – сказал он.

Иногда способность слышать мысли скорее мешает, чем помогает. По комнате летало столько мыслей, притом весьма насыщенных эмоциями. Я посмотрела на папу и подумала: «Я знала, что ты не умер».

Никто из нас не трудился блокировать мысли – кроме Малкольма. И Денниса, который просто не умел. Малкольм снова сел, держа в руке стакан, с выражением такого довольства на лице, что я нашла его нестерпимым. Я подозревала, что эту встречу подстроил он, свел нас всех вместе по причинам, известным ему одному.

Папины эмоции были самыми смутными, однако самыми сильными. Он выглядел точно так же, как прежде: темные волосы, отброшенные назад со лба, профиль суровый и изысканный, как у римского императора на древней монете. Всякое облегчение, испытанное им при виде меня, а я его почувствовала, было погребено под разочарованием. Казалось, ему больно на меня смотреть.

Что касается мамы, его чувства были острыми, смешанными, так же как и ее по отношению к нему. Я улавливала только всплески статического электричества, проскакивавшие между ними, словно искры.

А Деннис? Прочесть его мысли было легче всего. Он чувствовал себя виноватым. Он не поздоровался, но смотрел на нас с мае со стыдом в глазах. Он сконфуженно присел на дальний конец дивана с бутылкой в руке.

Рут протянула мне стакан пикардо со льдом. Принимая его, я уловила в ее глазах нечто немыслимое: уважение. Рут зауважала меня?

В комнате, ледяной из‑за включенного на полную мощность кондиционера, внезапно сделалось нечем дышать. Я попятилась от Рут и вышла наружу, на балкон. Солнце казалось жарче, а воздух – более тропическим, чем в Хомосассе. Далеко внизу сверкала вода, а парусные лодочки скользили по ней, словно игрушечные. Я глубоко вздохнула.

– Знаешь, я ведь однажды спас тебе жизнь. – Малкольм говорил немного в нос.

Я не обернулась.

– Ты тогда была очень маленькая. Слишком маленькая, чтобы находиться одной на улице в темноте. Остальные были поглощены каким‑то экспериментом – одна из Деннисовых идей, могу поспорить, потому что все закончилось взрывом. Во все стороны полетели щепки и стекла, а тут ты стоишь и смотришь. Ты тогда едва ходить умела. Я отнес тебя в безопасное место и принес обратно, когда пожар потушили. Помнишь?

Я помнила взрыв и шерстяное пальто человека, который уносил меня. И впервые я вспомнила, почему бродила одна снаружи ночью. Из моего окна я увидела в саду светлячков, и мне захотелось их потрогать.