|
Несколько тысяч человек появлялись передо мной, а затем сразу исчезали. Мне казалось, что они перемещаются с одного края сознания на другой. Улица была такой же, как и всегда. Гомон каких-то слов, каждое из которых утеряло свой изначальный смысл, прилетающие неизвестно откуда обрывки музыки, переключающийся све-тофор и выхлопные газы. Все это спускалось с неба на ночной город, словно кто-то лил и лил чернила. Во время прогулки по ночному городу мне казалось, что какая-то часть этого гомона, света, запаха, волнения уже на самом деле не существует. Это просто эхо, оставшееся со вче-рашнего, с позавчерашнего дня, с прошлой недели, с прошлого месяца. Однако в этом эхе я не мог различить ничего знакомого. Слишком далекое, слишком неяс-ное. Сколько времени я бродил и сколько прошел, я не знаю. Знаю лишь то, что мимо меня прошло несколько тысяч человек. По моим предположениям, лет через семьдесят-восемьдесят все люди из этих нескольких тысяч уже уйдут из этого мира. А ведь семьдесят- восемьдесят лет – не такой уж и долгий срок. Устав от прохожих – вероятно, я искал среди них близняшек, ведь у меня не было никакой иной причины смотреть на лица людей, – я почти бессознательно свернул на узкую безлюдную улочку и зашел в маленький бар, куда приходил иногда выпить в одиночестве. Я сел за стойку, как и всегда, заказал «I. W. Harper» со льдом и съел несколько бутербродов с сыром. В баре поч-ти не было посетителей, тишина хорошо сочеталась со старым деревом и лаком. Из колонки под потолком тихо играло одно джазовое фортепианное трио, которое было в моде несколько десят-ков лет назад, время от времени к музыке примешивались звон стаканов и потрескивание льда. Я старался думать, что все уже потеряно. Что-то уже потеряно, что-то продолжает теряться. Никто не может исправить того, что уже испорчено. Именно поэтому Земля продолжает кру-житься вокруг Солнца. Я подумал, что мне не хватает реальности. Земля крутится вокруг Солнца, Луна крутится вокруг Земли, вот такая реальность мне нужна. Предположим, что я бы случайно где-нибудь встретился с близнецами. Как было бы пра-вильно поступить? Спросить их, не хотят ли они еще раз пожить со мной? Даже я понимаю, что в таком предложении нет никакого смысла. Это бессмысленно и не-возможно. Они уже прошли мимо меня. Но даже если бы они согласились вернуться ко мне? Это невероятно, однако все же допус-тим… Что тогда? Я откусил маринованный огурчик, лежавший рядом с бутербродом, и глотнул виски. Бессмысленно, подумал я. Они могли остаться в моей квартире на несколько недель, не-сколько месяцев или даже несколько лет. Но однажды опять исчезли бы. Точно так же, как и в прошлый раз, без предварительного сообщения, без объяснений, исчезли, как сигнальная ракета, унесенная ветром. То же самое повторилось бы еще раз. Бессмысленно. Это реальность. Я должен принять мир без близнецов. Я стер платком капли воды со стойки, вытащил из внутреннего кармана пиджака фотогра-фию и положил перед собой. За вторым стаканом виски я думал о том, что же говорила одна из близняшек сидящему рядом молодому мужчине. Если приглядеться повнимательнее, казалось, что она выдыхает ему в ухо воздух или невидимую глазу дымку. По фотографии не поймешь, заметил он это или нет. Я предположил, что этот мужчина ничего не заметил. Так же, как в то время ничего не замечал и я. Копаясь в обрывках перемешавшихся в моей голове воспоминаний, я почувствовал в обоих висках, где-то глубоко, едва заметную тяжесть, неизбежный результат моего самокопания. Будто что-то парное, двойное, спрятанное в моей голове, ползет по ней, пытаясь вырваться наружу. Я подумал, что должен, вероятно, сжечь эту фотографию. Но сжечь ее я не мог. Будь у ме-ня силы ее сжечь, я бы с самого начала не зашел в тупик. Допив второй стакан виски, я, взяв записную книжку и мелочь, подошел к розовому теле-фону, набрал номер. |
