– Если хочешь, чтобы лодыжка зажила, надо есть.

Я наколола на вилку устрицу и откусила кусочек.

– Возводить обвинения легко, – сказала она. – Я виню себя за то, что оставила тебя столько лет назад, и за то, что отпустила одну на каяке сегодня. Это обоснованные обвинения. Я знаю, какую роль я сыграла, и знаю обстоятельства. Но обвинять человека в том, что он не может перестать быть самим собой, несправедливо.

Я чувствовала, что она права. Но я не могла отказаться от мысленно написанной повести о воссоединении моей семьи и дальнейшей жизни в любви и согласии. Нет, я не готова была расстаться с этой повестью.

Проснулась я, видимо, около полуночи. Меня часто будил хор древесных лягушек, или пение влюбленных птиц, или слишком яркий лунный свет, но сегодня я не слышала никого – ни лягушек, ни птиц.

И никакая луна в небе не висела. Однако, выглянув в лунный сад, я увидела оранжевый огонек сигареты.

Я похромала в спальню к маме, потом к Дашай. Обе постели были пусты.

Поэтому я вышла в сад одна. Я двигалась бесшумно, держась возле дома, пока не подошла достаточно близко и не разглядела, кто пожаловал.

На кованой чугунной скамье в шортах и футболке сидел Джесс. Без темных очков он был даже красив: черты у него были правильные, а глаза темные с длинными ресницами. Но что‑то в изгибе губ и положении нижней челюсти говорило о том, что он не в ладах с миром и предпочитает отвечать ему агрессией. Он не замечал меня, пока я не встала прямо перед ним, и, похоже, не удивился, увидев меня.

– Так вот где ты живешь, – произнес он невнятно. Пивная вечеринка явно оказалась затяжной.

Его ботинки помяли некоторые из цветов, выросших из слез Дашай.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, гадая, куда подевались мае с подругой.

– Хотел убедиться. – Он рыгнул. – Ты в норме. – Он улыбнулся и похлопал по скамейке рядом с собой. – Садись.

– Это частное владение. – Я не повышала голоса, но была в ярости. – Ты не имеешь права находиться здесь.

Он расхохотался.

– Да ладно! Ари, тебе надо развеяться. Вот и сестра с Мисти тоже так говорят. – Он снова рыгнул. – Ой! Надо выпить. У тебя есть пиво?

– Ступай домой. – Я подошла достаточно близко, чтобы разобрать надпись у него на футболке: «ИСТИНА ГДЕ‑ТО РЯДОМ».

– Это неправильно. Меньшее, что ты можешь дать мне – парню, который спас тебе жизнь, – это пару‑тройку глотков пива. – Он снова улыбнулся в надежде обаять меня. Затем его губы и челюсть снова сложились в привычную гримасу.

Я подошла к нему так близко, как только посмела.

– Посмотри на меня. – «Можно ли загипнотизировать пьяного?» Об этом в Интернете не упоминалось.

К вашему сведению, можно. Времени потребовалось больше, чем я рассчитывала, – долгие минуты я заставляла его смотреть мне в лицо, глубоко дышать, слышать только мой голос, расслабляться полнее и глубже, пока не почувствовала еле заметный щелчок контакта, момент, когда он уже не мог отвести взгляда и я знала, что он в моей власти.

– Ты отправишься домой. – Я говорила медленно, ровно. – Поедешь медленно. – Я сообразила, что он приехал на лодке, поскольку на главных воротах стояла сигнализация. – Ты не станешь превышать скорость сегодня. И впредь.

Я вдруг развеселилась.

– Ты больше никогда сюда не придешь. Ты не сможешь пить пиво. Тебя станет тошнить от одного его вкуса. – Я прикинула, насколько далеко мне можно зайти, и решила, что хватит. – Теперь ступай. Очнешься, когда доберешься до дому.