Хорошо его Копьё учил: трижды накинул Искра аркан на спиленные рога — выиграл ценный приз, стальную иголку, трёхгранную, чтобы легко было ею шкуры шить. Матери подарок будет. Воткнул Искра иголку в ворот парки. Смеялись чужие парни, мол, небось, келе для мышонка-шаманчика аркан на рога надели и затянули — но ни страха, ни смущения в их смехе не было. Весёлый чужак из-за Серых сопок по спине Искру хлопнул, угостил мороженым костным мозгом. Оттаяла у Искры душа, расцветать начала, как тундра весной.

Девушки собрались на игру посмотреть — и на парней поглазеть. Хихикали, шушукались — пока парни их не заметили да не начали в них снежками кидать. Искра про Нижний Мир забыл, только о празднике и думал, тоже снежком бросил в девочку. Девочка — ровесница ему, длинные чёрные косы у неё по спине ручейками ночного неба стекают. Хотелось Искре в лицо ей взглянуть, и чтоб рассмеялась она или завизжала весело. Обернулась девочка — личико нежное и белое, глаза в весёлых щёлочках сияют звёздочками, губы — словно спелая морошка. Узнал её Искра: Куропатка, дочь богатого человека Чёрной Скалы.

Красивая девочка — совсем как белый оленёнок.

Рассмеялся Искра, снега рукавицей зачерпнул, чтобы в капюшон парки засунуть ей — да не успел. Шарахнулась девочка в сторону, словно молодая олениха.

— Что ты? — удивился Искра.

— Не подходи ко мне, шаман, — сказала Куропатка, тонкие брови сдвинула, губы поджала. — Отец заругает меня и мать заругает, если стану играть с другом страшных келе, что людей пожирают и оленей душат.

Остановился Искра; радость с души стекла, как вода. Но он ещё попытался улыбнуться:

— А если рукавицу подарю тебе? — спросил дурашливо. — С левой руки?

С левой руки женихи рукавицы снимают.

Но Куропатка ни хихикать, ни злиться, как у девочек водится, не стала. Сказала серьёзно:

— Верну, а не возьмёшь — в огонь её брошу. У жены шамана — медведь с человеческой головой родится.

Хлестнула этими словами Искру по лицу, как снежным колючим вихрем.

Он возразил:

— У Гнуса — две жены, ни одна медведя не родила.

Вздёрнула Куропатка подбородок:

— То Гнус, а то — ты. Гнусу вдохновение пришло, а тебя с младенчества Нижнему Миру отдали, тебя мёртвый шаман выбрал, тебе своих неживых медведей оставил. Огонь — твой отец, ты сам наполовину келе, а я — простой человек. Уходи, Искра.

И пошла прочь.

И Искра побрёл прочь, Копьё искать. А Копьё с другими охотниками смотрел, как богачи ружьё выменивали, торговались, как проверяли ружьё, как стреляли в колоду, в ободранную оленью голову и в бутылки из-под водки — с грохотом. Пуля бутылки била вдребезги, оленью голову прошила насквозь — все кругом дивились. Крупинками самородного золота богач за чудесное оружие платил — на ладонь их высыпал, словно кусочки застывшего света. Нагляделся Искра на небывалые дела — а потом вместе с Копьём пошёл выбирать табак, чай, красную ткань, бисер и бусы, водку и стальные иголки.

Искра слегка успокоился. Девочка злую глупость сказала — бывает. Может, слыхала от старых женщин, что, как духи-сплетники, весь сор из тордоха друг другу с языка в уши перекладывают.

Некогда огорчаться — вот-вот начнутся оленьи бега.

Победитель целое стадо оленей выиграет.

Летят оленьи упряжки, как ветер — снежная пыль вихрится. От скорости дух замирает. Искра со всеми кричал: «Скорей! Скорей!» — обо всём забыв. Очнулся только, когда взвыл кто-то прямо за его спиной.

Обернулся Искра: под ногами людей, что оленьи бега смотрели, Белый Мох, брат младшей жены Гнуса, корчится и хрипит — сумеречный медвежонок ему на грудь навалился, вздохнуть не даёт.