Изменить размер шрифта - +
-- Знаешь ты, что женщина бывает у меня?
       -- Слышал.
       -- Неправда, что она сестра мне. Я с нею сплю.
       Спрашиваю я его:
       -- Чего ради вы говорите всё это мне?
       -- А чтобы ты удивился сразу -- и перестал удивляться навсегда! Ты книги светские любишь?
       -- Не читал.
       Взял он из шкафа маленькую книжку в красной коже, подал мне и приказал:
       -- Иди, ставь самовар и читай вот это!
       Развернул я книжку, а на первой странице картинка: женщина выше колен оголённая и мужчина пред нею тоже оголяется.
       -- Я, -- говорю, -- этого читать не буду.
       Тогда он подвинулся ко мне и строго говорит:
       -- А если твой наставник духовный приказывает тебе? Ты знаешь, зачем это нужно?.. Иди!
       В пристройке, где он дал мне место, сел я на кровать свою и застыл в страхе и тоске. Чувствую себя как бы отравленным, ослаб весь и дрожу.

Не знаю, что думать; не могу понять, откуда явилась эта мысль, что он -- отец мой, -- чужая мне мысль, ненужная. Вспоминаю его слова о душе --

душа из крови возникает; о человеке -- случайность он на земле. Всё это явное еретичество! Вижу его искажённое лицо при вопросе моём. Развернул

книгу, рассказывается в ней о каком-то французском кавалере, о дамах... Зачем это мне?
       Звонит он, зовёт. Прихожу -- встречает ласково.
       -- Что же самовар?
       -- Зачем вы мне дали книгу эту?
       -- Чтобы ты знал, каков есть грех!
       Обрадовался я -- показалось мне, что понял намерение его -- испытать он хочет меня. Низко поклонясь, ушёл, живо вскипятил самовар, внёс в

комнату, а уже Антоний всё приготовил для чая своей рукой и, когда я хотел уйти, сказал:
       -- Останься, будешь чай пить со мной...
       Благодарен я ему, ибо нестерпимо хочется мне понять что-нибудь.
       -- Расскажи мне, -- говорит, -- как ты жил и зачем пришёл сюда?
       И стал я рассказывать о себе, не скрывая ни одного тайного помысла, ни единой мысли, памятной мне; он же, полуприкрыв глаза, слушает меня

так внимательно, что даже чай не пьёт. Сзади его в окно вечер смотрит, на красном небе чёрные сучья деревьев чертят свою повесть, а я свою

говорю. А когда я кончил -- налил он мне рюмку тёмного и сладкого вина.
       -- Пей! Я, -- говорит, -- тебя ещё тогда заметил, как ты в церкви молился вслух. Не помогает монастырь?
       -- Нет. На вас имею крепкую надежду, помогите мне! Вы -- учёный человек, вам всё должно быть известно.
       Он тихо говорит, не глядя на меня:
       -- Мне одно известно: на гору идёшь -- до вершины иди, падаешь -- падай до дна пропасти. Но сам я этому закону не следую, ибо -- я ленив.

Ничтожен человек, Матвей, и непонятно, почему он ничтожен? Ибо жизнь прекрасна и мир обольстителен! Сколько удовольствий дано, а -- ничтожен

человек! Почему? Сия загадка не разгадана.
       Ударили к вечерне, вздрогнул он и говорит мне:
       -- С богом, иди!
       Будь я умнее -- в тот же день и надо бы мне уйти от него: сохранился бы он для меня как хорошее воспоминание.
Быстрый переход