|
И слышишь, как она дышит, хочешь догадаться, какой сон видится ей и какие силы тайно зреют в глубине её, как она завтра взглянет на солнце, чем обрадует его, красавица, любимая им. Словно таешь, прислонясь ко груди её, и растёт твоё тело, питаясь тёплым и пахучим соком милой матери твоей; видишь себя неотрывно, навеки земным и благодарно думаешь: "Родная моя!" Струится от земли невидимый поток добрых сил, текут по воздуху ручьи пряных запахов -- земля подобна кадилу в небесах, а ты -- уголь и ладан кадила. Торопливо горят звёзды, чтобы до восхода солнца показать всю красоту свою; опьяняет, ласкает тебя любовь и сон, и сквозь душу твою жарко проходит светлый луч надежды: где-то есть прекрасный бог! "Ищите и обрящете" -- хорошо это сказано, и не надо забывать этих слов, ибо это слова, поистине достойные разума человеческого. Как только заглянула в город весна, ушёл я, решив сходить в Сибирь хвалили мне этот край, -- а по дороге туда остановил меня человек, на всю жизнь окрыливший душу мою, указав мне верный к богу путь. Встретил я его на пути из Перми в Верхотурье. Лежу у опушки лесной, костер развёл, чай кипячу. Полдень, жара, воздух, смолами древесными напоенный, маслян и густ -- дышать тяжело. Даже птицам жарко -- забились в глубь леса и поют там, весело строя жизнь свою. На опушке тихо. Кажется, что скоро растает всё под солнцем и разноцветно потекут по земле густыми потоками деревья, камни, обомлевшее тело моё. Вдруг с пермской стороны идёт человек и поёт высоким дрожащим голосом. Приподнял я голову, слушаю, и вижу: странник шагает, маленький, в белом подряснике, чайник у пояса, за спиною ранец из телячьей кожи и котелок. Идёт бойко, ещё издали кивает мне головой, ухмыляется. Самый обыкновенный странник, много таких, и вредный это народ: странничество для них сытое ремесло, невежды они, невегласы, врут всегда свирепо, пьяницы и украсть не прочь. Не любил я их во всю силу души. Подошёл, снял скуфейку, тряхнул головой, косичка у него смешно подпрыгнула -- и заболтал, как скворец: -- Мир ти, человече! Вот так жара -- на двадцать два градуса жарче, чем в аду! -- Давно ли оттуда? -- спрашиваю. -- Шестьсот лет прошло! Голос у него бодрый, весёлый, головка маленькая, лоб высокий; лицо, как паутиной, тонкими морщинами покрыто; бородка чистая такая, седенькая, а карие глазки, словно у молодого, золотом сверкают. "Вот, -- думаю, -- забавная жулябия!" А он всё говорит: -- Ну, Урал!.. Эка красота! Велик мастер господь по украшению земли: леса, реки, горы -- хорошо положил! Снимает с себя дорожный прибор, вертится живо, козловато; увидал, что мой чайник вскипел, сейчас снял его и спрашивает, как старый товарищ: -- Своего чаю засыпать али твой будем пить? Я не успел ответить, а он уже решил: -- Давай моего попьём, -- хороший чай у меня, купчиха одна подарила, дорогой чай! Усмехнулся я: -- А и козловат же, -- мол, -- ты! -- Это что! -- говорит. |
