"История Донского войска" В. Б. Броневского, 1834, и т. п.). Даже "глупый" и

"ничтожный", по характеристике Пушкина,  антипугачевский  французский  роман

"Le faux Pierre III"  (1775),  вышедший  в  переводе  на  русский  язык  под

названием "Ложный Петр III,  или  Жизнь,  характер  и  злодеяния  бунтовщика

Емельки Пугачева" (М. 1809), оказался полезным Пушкину, благодаря тому что в

приложении к роману перепечатана была правительственная информация  1775  г.

об умерщвленных пугачевцами помещиках, чиновниках, купцах и  "прочих  званий

людей".   Этот   длинный   перечень   жертв   народного   гнева,   полностью

воспроизведенный Пушкиным в примечаниях к восьмой главе "Истории  Пугачева",

звучал в 1834 г. уже как грозное предостережение правящему классу,  а  вовсе

не как обличение "злодейств самозванца".

     "Я прочел со вниманием все, что было напечатано  о  Пугачеве,  -  писал

впоследствии Пушкин об источниках своей "Истории", отвечая ее критикам, -  и

сверх того восемнадцать толстых томов in  folio  разных  рукописей,  указов,

донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною

описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но  уже  престарелых

очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память исторической критикою".

     Работа Пушкина шла необычайно быстрыми темпами. 25 марта 1833 г.,  судя

по отметкам в рукописях, он приступил к первой главе своего труда, а уже  22

мая того же года черновая  редакция  "Истории  Пугачева"  доведена  была  до

конца. Разумеется, это был еще только  предельно  краткий  полуконспективный

общий очерк, существенно дополнявшийся, исправлявшийся и перестраивавшийся в

течение всего 1833 г. и начала 1834 г., но как некая  цельная,  хотя  еще  и

сугубо предварительная схема, "История Пугачева" все же уже  существовала  в

мае 1833 г.

2

     Весь материал, оказавшийся в  распоряжении  великого  поэта  на  первой

стадии  его  труда,  характеризовал  факты  восстания  с  позиций  лишь  его

усмирителей, так как документальными,  мемуарными  и  фольклорными  данными,

идущими из лагеря Пугачева, Пушкин еще не  располагал.  Поэтому  и  в  своих

высказываниях о движущих силах крестьянской войны автор  "Истории  Пугачева"

не мог еще идти дальше самых осторожных догадок, проверка которых  требовала

от  него,  с  одной  стороны,  значительного  расширения  круга  официальных

источников, которыми он был ограничен весною 1833 г., а с другой  -  личного

ознакомления с конкретными условиями  хозяйственного  и  политического  быта

казачества,  крепостного  крестьянства  и   кочевого   населения   губерний,

охваченных пожаром восстания.

     Приурочив свою поездку в Казань, Оренбург и Уральск к  осени  1833  г.,

Пушкин последние летние месяцы посвящает окончанию своих работ по  собиранию

материалов о пугачевщине уже не в государственных, а в частных петербургских

и московских архивах.