такие акты, как уничтожение местничества при царе Феодоре  Алексеевиче,  как

введение "Табели о рангах" при  Петре,  такие  явления,  как  режим  военной

диктатуры императоров Павла и Александра, Пушкин, не без  некоторой  иронии,

утверждал, что "все Романовы  революционеры  и  уравнители",  а  на  реплику

великого князя о том, что буржуазия, как класс, таит в себе  "вечную  стихию

мятежей и оппозиций", отвечал признанием наличия  именно  этих  тенденций  в

линии   политического   поведения    русской    дворянской    интеллигенции.

Интеллигенции этой, по  прогнозам  Пушкина,  и  суждено  выполнить  ту  роль

могильщика  феодализма,  которую  во  Франции  в   1789-1793   гг.   успешно

осуществило "третье сословие". "Что же значит, - писал Пушкин  за  несколько

дней до выхода в свет "Истории Пугачева",  -  наше  старинное  дворянство  с

имениями,  уничтоженными  бесконечными  раздроблениями,  с  просвещением,  с

ненавистью противу  Аристокрации,  и  со  всеми  притязаниями  на  власть  и

богатства? Эдакой страшной стихии мятежей  нет  и  в  Европе.  Кто  были  на

площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько  же  их  будет  при  первом  новом

возмущении? Не знаю, а кажется, много".

     Этим пониманием диалектики русского исторического процесса  вдохновлены

были записи Пушкина в его дневнике от 22  декабря  1834  г.,  а  в  черновой

редакции заметок об уроках пугачевщины, над которой Пушкин работал в  январе

следующего года, мы  находим  следы  тех  же  самых  политических  раздумий:

"Показание некоторых историков, утверждавших, что ни один  дворянин  не  был

замешан в пугачевском бунте, совершенно  несправедливо.  Множество  офицеров

(по чину своему сделавшихся дворянами) служили в рядах Пугачева,  не  считая

тех, которые из робости пристали к нему".

     Планы повести о Шванвиче - дворянине  и  офицере  императорской  армии,

служившем "со всеусердием" Пугачеву, в начале 1833 г. сменяются собиранием и

изучением материалов о самом Пугачеве и вырастают в монографию о нем.

     Книга эта писалась в условиях строгой конспирации. В письме от 30  июля

1833 г. на имя управляющего III  Отделением  о  разрешении  посетить  места,

связанные с восстанием Пугачева,  Пушкин  очень  осторожно  мотивировал  эту

поездку необходимостью закончить роман,  "большая  часть  действия  которого

происходит в Оренбурге и Казани". Имя Пугачева и самая тематика  романа  при

этом, конечно, упомянуты не были.

     Как свидетельствует дата предисловия к "Истории Пугачева",  книга  была

закончена в Болдине 2 ноября 1833 г.  И  только  6  декабря,  в  официальном

письме  к  Бенкендорфу  Пушкин  впервые  прямо  сказал  о   предмете   своих

разысканий: "Я думал некогда  написать  исторический  роман,  относящийся  к

временам Пугачева, но, нашед  множество  материалов,  я  оставил  вымысел  и

написал Историю Пугачевщины" 2).